Восьмая система. Вячеслав Александрович Баймаков

вдвое, ещё и в конечном итоге железа атрофируется за ненадобностью. Сколько ты в себе желёз уже атрофировал? И это ты считаешь эволюционным прогрессом? И ты призываешь сделать всех ходячими мертвецами как сам?

      – Я никого ни к чему не призываю, – тут же огрызнулся здоровяк.

      Улыбка с лица исчезла и он, вновь нахмурившись, откинувшись на спинку, упёрся взглядом в то светящееся архитектурное недоразумение, что стояло посреди веранды.

      – Да не обижайся ты, – продолжила Светлана, успокаивая брата и сама несколько успокаиваясь, – я ведь помню, как ты начинал, Гема. Помню твой блеск азарта в глазах. Тебе были интересны эти гонки на спортивных болидах. По себе знаю, это просто замечательно, если по жизни занимаешься тем, что тебе интересно. Я тогда так завидовала… Только вот сейчас этого азарта в твоих глазах уже нет. Детский интерес превратился в рутинную работу на пределе модифицированных возможностей. А что дальше? Звёзд на небосклоне ты не нахватал. Насколько я смогла понять из твоих разговоров. Ты пожизненный середнячок. Тебе это надо? Ты ничего не умеешь другого? Так научись. Ты же ещё молодой. Я, правда, не знаю, существуют ли процессы размодификации и можно ли тебя теперь оживить?