Верка встретила мужа в дверях – её лицо ещё хранило следы слёз – и с порога выпалила:
– Я была сегодня на рынке.
Виктор встревожился: за те три года, что он знал Веру, ему ещё ни разу не приходилось видеть её плачущей. Он протянул руку, чтобы убрать с её лица выбившуюся прядь, но она отвернулась и отошла к окну.
– Что случилось, родная? Кто тебя обидел?
– Никто, – ответила она не оборачиваясь. – Но я узнала, почему мы живём в этой квартире.
Виктор ждал и боялся этой минуты. Впрочем, нет – не ждал: он любил жену страстно и в то же время трезво, прекрасно видя все её недостатки – легкомыслие, эгоизм, упрямство и дух противоречия. Он до последней минуты боялся, что она передумает выходить за него, даже несмотря на беременность. Всю неделю перед свадьбой, стоило ему проснуться, начинало сладко и тревожно колотиться сердце: ещё пять дней, четыре, три… Даже выйдя из загса её законным мужем, когда она продела свою ладонь в его согнутую руку, он так крепко сжал её, что Вера, покосившись, прошептала: «Не бойся, не сбегу!»
Но это его не успокоило. Сидя за свадебным столом, он смотрел на неё, такую красивую, и не верил, что она согласилась стать его женой. Всё происходящее вдруг представилось ему розыгрышем, злобной шуткой, которую все эти люди затеяли, чтобы покуражиться над его любовью. Когда раздалось первое «горько», подхваченное остальными гостями, и они с Верой встали, он, глядя в её такие близкие глаза – насмешливые, вопрошающие – с таким жаром припал к её губам, словно этот поцелуй мог насмерть запечатать их союз. Внезапно он почувствовал, что она отвечает ему: её полная грудь, набухшая в ожидании материнства, прильнула к его груди, рука обхватила его затылок…
Когда наконец гости разошлись и они остались одни в Веркиной девичьей спальне, жена подошла к нему очень близко, положила руки на грудь и, снизу вверх, заглянула в его глаза. Он прижал к себе её руки и с радостной обречённостью погрузился в омут этих глаз: будь что будет! Так они стояли целую вечность – несколько мучительно-сладостных минут, и Виктор с нежностью разглядывал и карие крапинки на серо-голубой радужке, и прозрачную кожицу век, и тонкие длинные ресницы, и пульсирующую жилку на виске. Наконец Верка отвела глаза и прижалась щекой к его руке.
– Я буду тебе хорошей женой, Виктор. За это не переживай.
Всю послесвадебную пору – в старину это назвали бы медовым месяцем – они были слишком поглощены друг другом, постепенно притираясь, соединяясь в тот комок семейного существа, которым надлежало им стать. Месяц и в самом деле вышел медовым – неожиданно для обоих: дни, проведённые раздельно, были наполнены ожиданием, когда каждый из них старался вести себя как обычно, выполняя рутину каждодневных обязанностей и скрывая глубоко внутри тлеющий огонёк робкого счастья. И только поздним вечером, когда за ними закрывалась дверь их спальни, снова становились одним целым, заново осваивая науку любви, такой неожиданной для обоих. Подолгу лежали в темноте молча – Веркина голова на его плече, тяжёлая густая коса рассыпана по