Но тут у меня возникает такой простой вопрос.
Ну, а если бы ситуация была другая, противоположная? Если бы Ильин, – предположим такое, – отказывался дать заблудшему поэту характеристику для ОВИРа, и смысл обращения Манделя к Слуцкому состоял в том, чтобы тот помог ему уехать, а не остаться? Вызвался бы Борис – в этом случае – пойти с ним к Ильину?
Ответ не вызывает у меня и тени сомнений. Никогда! Ни при какой погоде! Не только не вызвался бы, но, как бы тот ни просил, ни за что бы на это не согласился.
Да, конечно, дипломатическая миссия, которую он добровольно на себя взвалил, была вызвана желанием помочь товарищу выпутаться из беды. И это его желание помочь было безусловно искренним. Но лишь в той мере, в какой оно соответствовало его представлениям о том, какой исход был бы для Манделя благом, а какой – несчастьем. А его представления в этом случае (как, впрочем, и во многих других) совпадали с его государственными соображениями. Так что с немалой уверенностью тут можно сказать, что, подчиняясь живому, искреннему стремлению помочь заблудшему товарищу выпутаться из беды, Борис – с той же мерой искренности – исходил из интересов государства (разумеется, так, как он эти интересы понимал), то есть исполнял привычную свою роль комиссара.
Эренбург или Паустовский?
Однажды он спросил меня (он любил задавать такие неожиданные, «провокационные" вопросы):
– Как по-вашему, кто правильнее прожил свою жизнь: Эренбург или Паустовский?
Я ответил, не задумываясь:
– Конечно, Паустовский.
– Почему?
– Не выгрался в эту грязную игру, был дальше от власти. Не приходилось врать, изворачиваться, кривить душой.
Он, конечно, ждал именно такого ответа. И у него уже готово было возражение.
– Нет, вы не правы, – покачал он головой. – Конечно, Эренбургу приходилось идти на компромиссы. Но зато скольким людям он помог! А кое-кого так даже и вытащил с того света…
Против кого?
Неизменных, дежурных вопросов, которые он задавал при каждой встрече, у него было три.
Первый (о нем я уже упомянул):
– Вам нужны деньги?
На него я обычно отвечал: «Спасибо, нет». Но твердо знал, что если бы признался, что да, нужны, требовавшаяся мне сумма немедленно была был мне предложена.
Второй вопрос был такой:
– Что пишете?
Задавался он комиссарским, начальственным тоном и потому отвечал я на него неохотно и даже уклончиво:
– Так, одну статью…
И тут неизменно следовал третий дежурный вопрос:
– Против кого?
Задавался он «в тоне юмора», и потому я серьезно на него никогда не отвечал, как-то отшучивался. Но сойдясь со Слуцким поближе, обнаружил,