Всё неистовей день ото дня,
Член компартии из Уругвая
Плакал: «Верка, люби меня!
Я запомнила его улыбку,
Лягушачьи объятья во сне.
Неуютный, болезненный, липкий,
Он от слабости дрыхнул на мне.
………………………………………..
Шел, как баба, он к автомобилю,
По рукам было видно – не наш!
Через год мы его пристрелили
За предательство и шпионаж.
Прочитав «Верку-вольную», я последовал совету Слуцкого и без колебаний вставил эту поэму Голодного в свою антологию, заодно включив в нее еще одно стихотворение этого поэта («Судья Горба»), тоже пленившее меня неуклюжей варварской мощью своего стиха:
На Диевке-Сухачевке
Наш отряд.
А Махно зажег тюрьму
И мост взорвал.
На Озерку не пройти
От баррикад.
Заседает день и ночь
Ревтрибунал.
Стол покрыт сукном судейским,
Над сукном
Сам Горба сидит во френче
За столом.
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры гада-женщину
Ведут.
– Ты гражданка Ларионова?
Садись.
Ты решила, что конина
Хуже крыс,
Ты крысятину варила нам
С борщом!
Ты нам кашу подавала
Со стеклом!
Пули, выстрела не стоит
Твой обед.
Сорок бочек арестантов…
Десять лет!..
К обсуждению этой моей так и не увидевшей света антологии мы возвращались постоянно. И в каждом таком разговоре Борис обрушивал на меня новый поток неизвестных мне имен. И не только имен, но и никогда мною не читанных и не слышанных стихотворных строчек.
Его знание полузабытых и совсем забытых поэтов и поэтиков поражало. Но еще больше тогда поразило меня его отношение ко всем этим, как мне тогда это представлялось, заведомым и безусловным графоманам. У каждого из них он старался отыскать – и неизменно находил – хоть пару-другую строк, пусть крошечную, едва заметную, но живую искорку поэтического дара. Но и те, у кого эту искорку не удавалось ему обнаружить, тоже, по глубокому его убеждению, не заслуживали забвенья. Об этом гораздо лучше, чем это смог бы сделать я, сказал он сам в одном из своих стихотворений:
Поэты «Правды» и «Звезды»,
Подпольной музы адъютанты!
На пьедесталы возвести
Хочу
Забытые таланты.
Целы хранимые в пыли,
В седом архивном прахе крылья.
Вы первые произнесли,
Не повторили, а открыли
Слова: Народ, Свобода, Новь,
А также Кровь
И в том же роде.
Слова те били в глаз и в бровь
И были вправду о народе.
И новь не старою была,
А новой новью
и – победной.
И кровь действительно текла
От рифмы тощей
К рифме бедной.
Не