На задах лазарета устроили мерзкий ров. Те больные, кто еще мог стоять на ногах, устраивались на корточках. Два раза в день дежурные вытаскивали из барака ведра, полные нечистот. За моросью дождя Абе-сан разглядел медленно двигающиеся фигуры. Охранники, с бамбуковыми палками, шли следом, внимательно наблюдая за дежурными.
Бараки давно покрыла слизь и плесень, но в штабе, лейтенант настаивал на тщательной уборке. Из медной курильницы к потолку поднимался приятный аромат сандала. Он посмотрел на отполированный пол:
– В бараках и лазарете им циновок не выдают. Они на голом бамбуке спят, или на земле. Впрочем, здесь всегда тепло, нечего жаловаться… – на каждого заключенного приходился ровно метр хлипких нар. Абе-сан услышал свист палки, и крики заключенного. Кто-то из дежурных, выронил ведро, не дойдя до рва. Он валялся в ногах у охранника, прикрыв голову ладонями. Палка мерно поднималась и опускалась:
– Он слишком легко бьет… – лейтенант едва ни высунулся наружу, чтобы приказать охраннику бить по почкам, коленям, или пяткам, болезненным местам. Он махнул рукой:
– Ладно. Все равно они долго не протянут… – Абе-сан вернулся к деликатным, свежим шарикам из риса, с пряностями, и зеленому чаю. Повар на офицерской кухне раньше трудился в хорошем токийском ресторане. Местной, дикарской еде, как ее называл офицер, он не доверял. Абе-сан зашуршал номером «Ёмиури», трехнедельной давности. Пресса в джунгли доставлялась из Бангкока, с большим опозданием. Судя по всему, к осени немцы завершали кампанию на восточном фронте:
– Вермахт непобедим, как и мы… – с удовольствием подумал лейтенант, – отсюда мы направимся в Индию, на Цейлон. Мы будем господствовать не только над Тихим, но и над Индийским океаном. Китай, рано или поздно, покорится. Англичане лишатся колоний, и будут вынуждены просить пощады. Мы высадим десанты на Аляску, в Калифорнию… – он наткнулся на красивые фотографии:
– Сендай готовится к празднику Танабата… – лейтенант вздохнул:
– Хотел бы я там оказаться… – в северной префектуре Танабату отмечали фейерверками и парадами. Город украшали гирляндами разноцветных лент и бумажными фонариками:
– Их светлости граф и графиня Дате, с детьми, любуются улицами Сендая… – Абе-сан, довольно кисло, заметил:
– Я бы тоже полюбовался, в тылу, с титулом и состоянием… – аристократов от военной службы освобождали. Его светлость носил дорогое, изысканное кимоно с гербами рода Дате. Графиня, хорошенькая женщина, с европейской кровью, в летнем томеэсоде, формальном кимоно, держала за руки мальчика лет четырех, и пухлую, очаровательную малышку, в трогательном, детском халатике, с бабочками. Абе-сан решил:
– Приехали