– Нет, я хочу дождаться свадьбы. Хочу, чтобы моя невеста была девственницей, невинной, как положено… – он просматривал выдержки из лагерных донесений:
– Все поливают Сталина, почем зря… – усмехнулся Макс, – Власов, и Петр Арсеньевич встретят благодарную аудиторию. Вот, пожалуйста: «Поносили на чем свет стоит, Сталина и советскую власть, сходились на том, что расстрелянные по делу Тухачевского, расстреляны невинно. Выражался нецензурными словами по адресу Верховного командования Красной Армии… – Макс захлопнул блокнот:
– Дело ясное. Офицеры побегут к Власову, отталкивая друг друга локтями. Каждый захочет первым оказаться у кормушки. Муха тому пример. Он действительно аристократ, но должно пройти время… – штандартенфюрер вздохнул, – прежде чем из них вытравится большевистское воспитание… – на отдельной странице блокнота, он пометил себе, что надо отбирать способных военнопленных, для пропагандистской работы:
– Не тупых животных. Пусть таких в Травниках в надзиратели готовят. Нам понадобятся располагающие к себе люди, с хорошо подвешенным языком, с бойким пером. Как Петр Арсеньевич… – Максимилиан полюбовался четкой, хорошего качества фотографией. Мухе он объяснил, что снимок нужен для будущего офицерского удостоверения добровольческого полка «Варяг». Петра Арсеньевича военный фотограф снял в мундире немецкого лейтенанта пехоты. Превращать Муху в эсэсовца Макс не решился. Листовка была его личной инициативой, правда, согласованной с Берлином.
Рейхсфюрер, весело, сказал:
– Если он нам так предан, как показывает его поведение с бывшими соотечественниками, то он должен порвать все связи с большевизмом. Мы ему поможем… – Макс использовал текст, написанный Мухой. Переводчик при авиационном штабе, фольксдойче из Латвии, немного разукрасил обращение, добавив слезливых оборотов:
– Русские парни заплачут над судьбой сироты, обманутого большевиками… – благородное лицо Петра Арсеньевича удачно оттенял хорошо сшитый мундир. Листовка, в общем, была ни к чему. Немногие русские войска, оставшиеся в котле, тонули в болотах, или бросали оружие. На юге вермахт взял Ворошиловград. Русские, откатившись за Дон, бежали к Волге. В конце июля, Паулюс намеревался оказаться под Сталинградом:
– Даже раньше, чем было запланировано, – Макс потушил сигарету, – скоро мы не будем знать, куда девать пленных. Под Ленинградом войскам отдали приказ стрелять в гражданских лиц, пытающихся перейти линию блокады… – судя по донесениям, от довоенного населения города, мало что осталось:
– Они кошек всех съели, как пленные, в лагерях… – Максимилиан узнал, куда повезли русских из давешнего концлагеря. Товарный состав отправили на запад, в генерал-губернаторство, в рабочий лагерь Плашов, под Краковом, на каменоломню и военные заводы. Выполняя просьбу Мухи, Макс послал распоряжение в Плашов. Он предписывал держать некоего Иванова, под