– Кавабата писал, что у японок очень красивые соски, – сказал я Скинни.
– Да? А кто такой Кавабата?
– Писатель. Японец.
– Здорово было бы, если бы это написал кореец… У японок очень красивые соски. И подпись – известный кореец.
Спустившись в подземку, которая была на удивление полной (по сравнению с предыдущими днями), мы долго выясняли, как добраться до станции Kamakura. После чего кое-как добрались до чего-то такого, что называлось O-Funa и вновь принялись отлавливать служащих в униформе, которые не испугались бы нас, не убежали и хоть на каком-то английском смогли бы объяснить, как добраться до Kamakura. Для этого нам приходилось разделяться, чтобы вдвое уменьшить страх (местное население упорно настаивает, что чувство, вызываемое в них иностранцами есть смущение, но никак не страх) перед нашим чудовищно гайдзинским видом. Действовать необходимо было решительно, но очень осторожно. Нельзя слоняться или просто стоять в одном месте, выстреливая налево и направо громогласным «Do you speak English?» поскольку это в лучшем случае приведет к тому, что зазевавшийся японец, случайно проходящий мимо тебя на расстоянии вытянутой руки отскочит в сторону, как испуганный заяц, и поскорее засеменит вперед. Обыкновенный же результат – полное игнорирование твоего присутствия.
В первые дни мы быстро ломались: двадцати минут упорных попыток наладить контакт хоть с кем-нибудь (желательно, чтобы это были девушки) было достаточно, чтобы мы сдались и погрузились в море истеричного, беспомощного хохота.
– Какого черта, – громко произносил я сквозь смех, глядя как нас люди обходят стороной, не осмеливаясь поднять глаза, посмотреть на эпицентр почти конского ржания. – Какого черта. Какого черта.
– Ну ненавидьте нас! Ненавидьте! – прикрикивал на проходящих Скинни, то вытягивая вперед свои длинные ноги, то приседая, отчего мне становилось еще смешнее и я начинал бессмысленно размахивать руками. – Мы с тобой как человек-слон, – говорил Скинни и, сгибаясь, воздевал руки кверху, – никто нас не любит, никто не замечает, все настойчиво игнорируют и втайне потешаются тем, что мы не такие как все. Мы наверное им кажемся страшными уродами, переростками, больными акромегалией, радиоактивными мутантами… А-а-а, аргх! О, ненависть, за что ты нам в это чужом краю…
– Сюр.
– Сюр.
Однажды