– Мария, – чуть ли не во всю глотку гаркнул Якубов, – из-за этого стукача наши паханы пострадали.
– К-к-кто «стукач»? – задрожал Мастаев. – Т-ты ответишь за эти слова!
– Чего?! – презритльно сплюнул Якубов. – Ха-ха-ха, мои кроссовки с помойки подобрал и ещё о чём-то базаришь.
– Э-э, – совсем лишился дара речи Мастаев, а Якубов тем же тоном продолжал:
– Ты, своих же, чеченцев, подставил. Выслужился?
– Я действовал честно, – наконец-то прорвало Мастаева.
– Хе-хе, «честно». Тогда скидывай мои коры. Давай, разувайся, прямо здесь.
– Якубов! Тебе не стыдно? – вдруг крикнула Мария.
– Стыдиться должен этот ублюдок.
– Я-я у-у…, – не смог словом ответить Мастаев, бросился на обидчика.
Особого противостояния не получилось: не раз битый, драчливый воспитанник городских окраин и подворотен, он сходу подмял Якубова и, наверное, избил бы от души, но услышал, как Мария назвала его имя: «Ваха, перестань!». Он уже уходил, как остановился, словно очнулся, быстро сбросил кроссовки, швырнул их: «На, подавись». Так и ушёл босиком, а кто-то с балкона «Образцового дома» вслед крикнул: «Босяк».
Когда Ваха пришёл в чуланчик, мать уже спала, а он долго не мог заснуть, всё выходил во двор покурить, о драке он даже не вспоминал, был просто счастлив, что Мария знала его имя, даже обратилась к нему.
С таким же настроением он провёл и весь последующий рабочий день, думая, что все утряслось, а оказывается, было продолжение: мать обо всем узнала. Она пошла к Якубовым и на весь подъезд заявила:
– Мой сын не «стукач» и тем более не «ублюдок». Мы свой трудовой честно добытый кусок хлеба едим и хвалу Богу воздаём, а вы с жиру беситесь, воры! Харам23 с вами жить.
Якубовы с ней особо не препирались, просто дверь перед носом захлопнули. А на следующее утро, не в почтовый ящик, что на двери, а под дверь просунули конверт: «Граждане Мастаевы. В „Образцовом доме“ проживают достойные