Остаток дня Мастаев провёл в «Доме Политпросвещения».
– Молодец! – хвалил его Кныш. – Чувствуется рабочая хватка и смекалка, быстро справились с заданием… Теперь следующий, не менее ответственный этап. Мастаев, – он его легонько толкнул, – что с вами? Вы сегодня какой-то рассеянный… Так вот, теперь необходимо агитировать за нашего кандидата.
– А что за него агитировать? – всего один кандидат, одна всего партия, – очнулся Мастаев.
– Но-но-но! Вы что, Мастаев?! Никакой расхлябанности. Народу надо указать правильный путь, правильный выбор. Никакой самодеятельности, нельзя пускать дело государственной важности на самотёк. Вам всё понятно? Повторите!
– Никакого самотёка, в кране должен быть напор.
– Образно. Молодец, – ещё раз похвалил Кныш. – Ну, ты, я вижу, торопишься с агитацией. Правильный, пролетарский энтузиазм.
О выборах, тем более об агитации Мастаев в тот день не думал, вечером в летнем кинотеатре концерт Дибировой Марии, вот куда он торопится. На концертах до этого он никогда не бывал, да по телевизору видел, что поклонники дарят исполнителям цветы, вот и подался он на цветочный рынок.
Как и со всем в стране Советов, выбор цветов небольшой. Это тоже элемент буржуазного излишества. К тому же Мастаев никогда прежде цветы не покупал, не дарил, не разбирается, да и лишних денег у него нет. И тогда он решил поступить здраво. Живые цветы через день – два завянут, и он купил искусственные и только два, как знак: он и она – навечно!
Людей на концерте – не густо, в основном русские, пожилые. В первом ряду мать Марии, а вот брата и отца нет. Ваха пораньше пришёл, чем удивил билетёра, сел так, чтобы и его было видно. Однако Мария вряд ли его заметила до начала, а во время исполнения он сам про все забыл, он даже не думал, что от музыки, тем более такой вроде скучной, как говорят, классической, он получит такое наслаждение, такую невиданную лёгкость, нежность, что буквально улетит вместе с девушкой и мелодией на самые облака, и, как заключительный аккорд, он видит, что понесли на сцену цветы. Он тоже рванулся к ней, стал в очередь, и что же такое, она от его подарка вздрогнула, даже побледнела. Не понимая, в чем дело, поражённый Мастаев быстро вернулся на своё место, а соседка шепчет:
– Такие цветы лишь на могилу. А два цветка – траур.
Он бежал. Бежал на до сих пор спасающий футбол, но и там не смог найти успокоение. До полуночи бродил он по городу, боясь войти во двор, думая, что там его поджидают культурные обитатели «Образцового дома». Но во дворе, как обычно, тихо, только мать беспокоилась, что он задержался.
Наутро во дворе тоже