Наверное, только с таким ощущением этот безоружный штрафбат, рыча на весь мир, ринулся в атаку… После многих лет заключения Нажа в атаке почувствовал выстраданное очарование предсмертной свободы. Он был счастлив, что не в шахте сдох и там бы его замуровали, а в чистом поле, под ярким небом. Как мужчина, воин. И что ещё ему надо? Вперёд! Он яростно бежал на встречу свисту пуль. И только Зарма смог обогнать его, первым бросился в окоп на дуло офицера. Словно попали в него, Нажа отчётливо услышал два хлопка, от которых земляк прямо в воздухе дрогнул, но его бросок уже никто не смог бы остановить, повалив немца, даже не борясь, Зарма, как хищник, вонзил свои изъеденные кариесом редкие зубы в глотку врага.
Нажа думал, что в лагере всё повидал и пережил. Но такое?! Увиденное ввергло его в ужас. Его друг и покровитель умирал, и от страсти атаки – горечь смертей.
– Забери оружие, – сквозь окровавленный рот едва выговорил Зарма. – Средь этих тварей без него нельзя, – и на издохе: – Прочитай Ясин21.
Последнее слово – словно шило в бок. «Неужели в аду ещё хуже?» – подумал Нажа, и, не желая умирать, схватил оружие и стал убивать.
После гибели соратника он должен за двоих жить, а в бою только атака дает этот шанс. И он рванулся вперёд и замер. Навстречу плотной стеной двигалась колонна немецких танков и пехота. Половина штрафбата уже полегла, оставшиеся подняли руки. Нет! После большевистского ада попадать в фашистский плен Нажа никак не желал, к тому же дезертир – трус, а на Кавказе дом, где семья – за спиной, и он, подгоняемый рёвом контратаки врага, побежал обратно, хотя знал, что позади заградительный батальон «смерш». Оказалось, «смершевцы» только своих могли пристреливать, а при виде танков сами бежали первыми, но не так резво, как Мастаев, который ушёл далеко в тыл, и, понимая – иного нет, он сам вышел на какие-то резервные войска. Вновь «особый» отдел, да это не каратели НКВД – это военные, более здравые, они требуют всё подробно пересказать.
А зачем пересказывать, можно невольно ошибиться. Мастаеву и тут помогла грамотность – он всё описал, врать не было смысла, и в конце приписал – «уже сразился за Родину, Сталина, и впредь готов!».
Всё же его изолировали, видимо, что-то проверяли, согласовывали. Нажа и сам чувствовал – жизнь на волоске, да Родине и Сталину нужны бойцы. Так он вновь попал на фронт – пехота.
Казалось бы, прошлое позади. И, конечно, не за Сталина, а за родину Мастаев не хуже остальных воюет, имеет награды. И окаменелое сердце помогает в бою. Да тело не каменное: был контужен, потом ранен и лежал в госпитале, когда заболело даже окаменелое сердце – страшная весть, в которую и поверить невозможно: все чеченцы и ингуши депортированы в Казахстан и Среднюю Азию, все – преступники и предатели. Конечно, Мастаева недолечили. Как врага, под конвоем отправили в Вологодскую область, на лесоповал. Здесь, с одной стороны,