Господи, я же о душе просил. Ведь специально тебя предупреждал. А у тебя что… – он провел пальцем наискосок текста. – Буддийский храм – Кембридж – змея – рыба – сковорода. Они что, там тебя кормили, что ли?
Коновалов насупившись молчал.
– Мне душа нужна, – продолжал страдать главный редактор. – Я понимаю, ты наверно в детстве пионером был. И вообще атеист.
Но ведь есть же вечные ценности, которые понимает каждый интеллигентный человек. А ты со своими рыбами и сковородами.
Вырожденец ты, Коновалов. Станешь старше, поймешь, да поздно будет. Забирай свою бумагу и отправляйся к своим проституткам. Это как раз для тебя.
Коновалов молча забрал статью и двинулся к двери.
– Да! – услышал он окрик главного. – Можешь отдать её в кулинарный отдел. Раз уж тебя там кормили, так чего добру пропадать.
Жизнерадостный редактор кулинарного отдела Катя Ступкина (своим хорошим настроением Катя напомнила Коновалову ламу Чанга) прочитала статью и сказала. – Классно! Беру! А то все о еде, да о еде. Надо ведь и о душе тоже.
Хоть и о рыбьей.
КНИЖНЫЙ ЧЕРВЬ
У меня есть знакомый писатель. Умнейший человек. Мыслит широко и оригинально. Фантазии в его голове рождаются необыкновенные. Рассказчик прекраснейший. Однако как писатель он… не знаю. Пока еще не решил.
Был у него недавно день рождения. Жена его, Вера, стол накрыла, каких я давно не видел. Ну и конечно гости, цветы, шампанское. Поздравляли именинника очень тепло, говорили прекрасные тосты, а кто-то даже читал стихи. Причем свои. И как водится, плохие. Чужие стихи обычно получаются неплохо. А как доходит до своих, так почему-то не идут.
Наконец к ночи гости ушли. Перед этим долго толкались в прихожей, искали свои вещи, жали друг другу руки, целовались, обещали прийти снова. Но в конце концов ушли. А меня оставили помогать убирать со стола. Надо же кому-то помочь.
Итак, Вера, писательская жена плещется на кухне с посудой, а мы сидим с писателем за пустым уже столом. На столе горит свеча, со стен из полумрака смотрят с картин, какие-то старцы. Ну и конечно начался ночной разговор. То есть в принципе все уже было выпито, съедено и сказано, но осталось после этого долгого дня рождения какое-то ощущение неудовлетворенности. Словно о самом главном еще не говорили.
А о чем можно говорить с писателем – конечно о литературе. Я и спрашиваю:
– Сережа, объясни мне, пожалуйста, почему ваш писательский брат так любит разные неприятности. Любую книгу возьми – там тоска ужасная. И дальше цитирую по памяти: «У вас рак, – произнес врач, внимательно глядя на больного». Это на первой же странице. Или еще: «Уважаемый Петр Ильич, с первых строк своего письма спешу сообщить вам, что вас обокрали». Согласись Сережа, всё это исключительно выверты совершенно болезненного человеческого сознания.
– Нет, – говорит писатель. –