– Не горюй, супротив земных законов и вправду не пойдешь. Отцу положено поперед сына в мир иной уходить, – ободряюще промолвил князь, затем смущенно улыбнулся и, кивая на Елену, предложил: – Поехали с нами в Москву.
– Об этом после поговорим, – ответил Княжич, встав из-за стола. – Пойду я, поздно уже.
Желая хоть чем-нибудь да угодить Ивану, Новосильцев потянулся к сундуку с казной.
– О деньгах-то, что причитаются тебе, я позабыл совсем. На, возьми.
Даже не взглянув на содержимое увесистого кожаного кошеля, Ванька сунул его в карман, после чего поспешно, не прощаясь, вышел из шатра.
Дмитрий Михайлович допил оставшееся в кубке вино, погасил огонь и, болезненно кряхтя, улегся на свое неказистое лежбище.
Для любого человека, будь то баба иль мужик, праведник иль грешник, свое горе самым горьким кажется. Единственная дочь у отца, юная жена стареющего канцлера Литвы, Елена прекрасная из всего нечаянно услышанного уразумела лишь одно – Ванька-есаул ее продал. Продал, как какую-то овцу, даже о цене не порядившись.
«На роду мне, что ль, написано вельможным старикам на закате лет усладой быть, – подумала, глотая навернувшиеся от обиды слезы, своенравная красавица. – Тогда хоть Гжегож заступился, а что сейчас? Оказаться на чужбине с нелюбимым, бородатым русским князем? Да лучше бы я в той проклятой дубраве зарезалась. И зачем этот Ванька меня спас?»
При мысли об Иване белокурая литвинка ощутила, как часто забилось ее сердце и гонимая им молодая кровь прилила не только к зардевшимся щекам, но и сладостной, горячей волной растеклась по животу, пробуждая почти неведомое ей чувство женского желания. Привыкшая одним взглядом колдовских своих очей разжигать в мужчинах страсть, сама Елена никогда и никого еще не любила, разве что Гжегожа Шептицкого, так и то бестелесной девичьей любовью, о которой догадалась лишь в минуту их прощания. Но сейчас с ней творилось совсем иное. Молодая женщина вдруг поняла, что желает своего спасителя. Хочет, чтобы этот ловкий, словно рысь, храбрый, как степной орел, белокурый, кареглазый есаул целовал, ласкал ее, был в ней. Невероятно, но, казалось бы, навек презревшая мужчин жертва двух насилий влюбилась. То ли просто нашла коса на камень, да не устояла шляхетская княгиня перед красавцем русским казаком, а может, мать-природа взяла верх. Побывав на краю погибели, роскошное женское тело вырвалось из власти разума и решило исполнить свое истинное предназначение – подарить земному миру новую жизнь.
– Зря ты меня продал, – плача от обиды, прошептала красавица. Ну откуда ей было знать, что врученный Ваньке Новосильцевым кошель – всего лишь жалованье за цареву службу, которое первый есаул Хоперского полка получил последним.
– Это,