– Не ты? Но кто же тогда?.. Ведь не это же чучело, в самом-то деле! – кивнула на кособокого уродца с померанцевым гребешком, вытягивающего, как бы с любопытством прислушиваясь, змеиную шею.
Но силуэт свекрови начал таять, пока не превратился в крошечное пятнышко испарины, как от горячего дыхания – в верхнем углу. А в зеркале осталось естественное отражение – только одной, стоящей перед ним женщины.
– Ты хочешь сказать. Что это всё – я? Ведьма, колдунья – я? – ошеломлённо закричала Тая.
– И ты знаешь это: вспомни про трещину. Ты ей управляла. А мне никогда такое не удавалось… Ты сильная! У тебя длинные волосы…
– При чём здесь мои волосы? И что мне теперь делать – с этой моей силой?
– Держи небо, дочка, не позволяй ронять его на землю, – непонятно сказала Анна и исчезла.
Солнце нового дня
Коричневые с извилистыми верёвочками вен руки ловко управлялись со спицами, разноцветные клубки разматывались и худели прямо на глазах. Баба Катя вязала мне юбку.
Я сидела рядом, мучилась, неуклюже протягивая петли, и удивлялась: бабушкино вязанье росло так быстро, а у меня уже одиннадцать рядов, но связанный лоскуток меньше ладошки. Почему мои пальчики не такие ловкие, как у бабушки?
Баба Катя отложила работу, достала из помятой пачки папироску, зачем-то покрутила её пальцами и закурила. Щурясь от едкого дыма, посмотрела на мои руки:
– Ну, куда ты спешишь? Вон петелька побежала – не догонишь, придётся распускать, а то дырка будет!
– Да это же для куклы, – противилась я, – ей и так сойдёт!
– Нет, душ, привыкай всё делать тщательно и красиво. Учись – не ленись!
Бабушка почти всех называла душеньками, но теперь, видимо из-за моей малолетней неумелости, сократила обращение до короткого «душ».
– Вырастешь – будешь одеваться, как королева. И дочку наряжать, как куколку!
– А может, у меня не будет никакой дочки, – вредничала я, не желая распускать да перевязывать.
– Как же без дочки? Обязательно будет дочка, душ! И внучка тоже, – сказала бабушка как о чём-то само собой разумеющемся.
– Откуда ты знаешь?
– Поживёшь с моё – станешь бабушкой. И сама будешь всё знать! – улыбнулась баба Катя, и темноватая кожа смялась морщинками вокруг добрых глаз.
В восемь лет трудно поверить, что станешь старой. Я с опаской глянула в зеркало: а вдруг вместо меня там – старушка с папироской? Из-за того, что баба Катя курила, в моём представлении любая бабушка обязательно должна быть с беломориной. Да нет, какая там старушка! В зеркале – та же, что вчера и позавчера – девчонка с косичкой и косоватой самостриженной чёлкой! Глаза, правда, как у бабы Кати – карие. Так это ж наследственное…
– Ну, вот и готова юбочка! Примерь-ка!
Я вертелась перед зеркалом и ужасно нравилась себе.
– Бабуля! Ты мировая!