Зато вчера что было в Москве! Еще ночью узнали о манифесте[482], и в клубах до утра сидели, и говорилось много и горячо. С утра все зашевелились. Все открылось, улицы запружены народом, лица оживленные. Всюду митинги, на площадях ораторы, красные флаги. В театре оживление, поздравления, крики «ура». Решили частью идти на улицы, конечно, и я. Двинулись с толпой по Тверской к генер. – губернатору, с красными флагами, пели «Марсельезу», водружали всюду красные флаги, лица сияющие, солнце как раз выглянуло и осветило эту тысячную ликующую толпу. Впереди несли белые полотна, и на них красными буквами: «Свобода», «Амнистия». Дурново выходил[483], сказал несколько слов, предложил красные флаги заменить национальными, но ему свистели. Двинулись дальше. Около Леонтьевского какой-то оратор крикнул, что стреляют. Толпа шарахнулась, послышался конский топот, – минута тишины и полной паники. Я решила, что пришел конец, и отбежала к тротуару, но за толпой не двинулась, боялась, что сомнут все равно.
20-ое окт. Ужасно беспокойно и тяжело. Уличные столкновения партий, выстрелы. Сегодня похороны убитого Баумана[484], ждут многого. Ужасы в Твери… Черная сотня… Революционная партия поднимается, всюду призыв к оружию, сборы денег на оружие. 18-го я была в университете на митинге, целый день была на улицах, ходила с Левой[485] и Колей Рейсс. Видела и партию передовую, и национальную; по всей Тверской всё шествия, шли в тюрьмы, освобождать заключенных.
Продолжаю 27-го уже. Не могла присесть к столу.
Начали играть «Дети солнца»[486]. Хвалят исполнение, пьесу не очень. Мне скучно играть, хотя роль удалась. Убирался бы Горький с своей М.Ф. подальше от нас! Она возмутительно себя ведет все время. Приедешь, расскажу, всего не напишешь.
Вообще столько всего произошло за это короткое время, что нет сил писать.
Сборы в театре ужасные, только абонементные полны. Сегодня первый раз играли «Вишневый сад», и я вздохнула, играла с упоением, обливалась слезами. Завтра приступаем к «Горю от ума».
Приезжай скорее, писать не хочется, да и не напишешь.
Живу отшельницей, никто не ходит, никому не нужна стала.
Продолжать не стану, ибо у меня нос на квинту повешен, нервы нехорошие, и вообще много всего.
Целую мамашу и безумно хочу ее видеть. А ты, верно, думать обо мне отвыкла. Оля
Год по содержанию.
44. М.П. Чехова – О.Л. Книппер
27 октября [1905 г. Ялта – Москва]
Милая Оля, какая была мучительная отрезанность от всего света! Мы положительно истомились! Испытывали и страх, и радость, и недоверие – всё вместе! В Москве теперь хорошо, умно [?] и логично, у нас же и кругом творится черт знает что! Сегодня я получила от тебя телеграмму – ты зовешь в Москву, но можно ли теперь ехать с мамашей и с багажом, надежно ли? Одна бы я проскочила как-нибудь,