Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу. Леонид Хаит

актёрские работы, и он их высоко ценил. По его словам, я играл интереснее Гердта. Это, конечно, чепуха. Если даже сравнивать наше исполнение, то мне никогда не удалось бы даже на пушечный выстрел приблизиться к удивительному, не знающему аналогов свойству. Гердт, что называется, с ходу мог произнести текст роли на любом языке, не владея ни одним. Он писал по-русски любой иностранный текст и произносил его так, как будто бы всю жизнь прожил в Индии, Бельгии, Китае. Настолько музыкально было его ухо, настолько совершенны были его речевые способности. Зрители разных стран были всегда уверены, что роль Конферансье играет артист, прекрасно владеющий их языком. Я же к иностранным языкам был катастрофически не способен. Успеху моего исполнения роли Конферансье во многом способствовало моё умение владеть куклой. Тут я должен с благодарностью вспомнить моих учителей – актёров Харьковского театра кукол, где начиналась моя актёрская деятельность. И прежде всего Петра Тимофеевича Янчурова и Любу Гнатченко.

      У актёров харьковского театра не было никакого специального образования, но был многолетний опыт работы и любовь ко мне, настойчивое желание обучить меня своему искусству.

      Эстетический театр того времени (речь идёт о театре кукол) тяготел к натурализму, умению на сцене превратить куклу как бы в живого человека или животное. И в этом, может быть, и бессмысленном деле, они достигли исключительной виртуозности.

      – Ну прямо как живые, – говорил всегда зритель, посмотрев тот или иной спектакль.

      Мне страстно хотелось достичь их уровня, и я очень много репетировал, бесконечно повторял движения, учась походке, движению рук, ног, туловища, поворотам головы перчаточных, тростевых кукол.

      К сожалению, искусство драматического актёра было в театре кукол практически ничтожно. Это, прежде всего, объяснялось репертуаром театра. Все эти бесчисленные сказки из жизни медведей, зайцев, волков, собак и кошек не развивали актёрские качества. В тот период я говорил, что трёхтомник Брема не только описание животных, но и перечень моих актёрских работ. Актёры прекрасно лаяли, мяукали, мычали и рычали, но человеческие характеры, даже в их речевой характеристике, были достаточно бледными. А вот двигались они за ширмой как живые. И когда в театр кукол пришёл «человеческий» репертуар, актёрам пришлось нелегко.

      Я довольно быстро, к счастью, освоил премудрости кукловождения, хоть иногда и думал, что от усталости у меня отвалятся руки. Именно руки, так как учился вести куклу и на правой и на левой руке.

      Тут вспомнился один случай.

      Первая моя большая «человеческая» роль была Бригелло в «Короле-олене» Гоцци. Поручив мне эту роль, директор и главный режиссёр театра Афанасьев распорядился, чтобы куклу вёл лучший кукловод театра Янчуков, а озвучивал её я. И некоторое время я бегал за Янчуковым, произнося текст. Я остро переживал свою неполноценность и после репетиций надолго оставался в театре, исполняя перед зеркалом свою