Когда жизнь более или менее наладилась и Рижское взморье стало местом всеобщего паломничества, к Шуре и к Люсе потянулась беспрерывная очередь харьковчан, москвичей и жителей многих городов страны.
А тогда… Тогда мы часами, и днём и ночью, говорили, говорили… Из дома выходили посидеть во дворе, на скамеечке, чтобы потом, перед обедом, зайти в кафе, взять кружку пива, влить в неё чекушку водки и постараться предстать перед Люсей как ни в чем не бывало.
Потом уже, когда летом Шура жил на взморье, он снимал мне отдельную комнатку и показывал красоты Риги, взморье, знакомил со своими рижскими приятелями. Я рад, что успел познакомить с ним Асю.
А из «профессионального каторжника», совершившего побег из лагеря, когда случайно увидел, что его жалобами топят печку, постепенно превратился в старого еврея, приходившего на вокзал за два часа до отхода поезда.
В 1968 году он приезжал ко мне на премьеру моего спектакля «Последние письма». И как когда-то Хазину, посмотрев спектакль, который я посвящал памяти Лёвы, сказал:
– Старик, тебе надо уезжать. В Харькове тебе жить не дадут.
Как всегда, Светов оказался прав.
Он приехал на одиннадцатое представление, которое и оказалось последним.
В харьковской газете «Красное знамя», откуда Шуру когда-то выгнали, появилась статья «По поводу одного спектакля». Этим заголовком, как правило, обозначались спектакли, посягавшие на общепринятую идеологию. Статья была подписана военнослужащим С. Васильевым. Сразу было понятно, что лицо подставное. Впоследствии выяснилось, что под этой фамилией прятался действительно военнослужащий, только не С. Васильев, а В. Савченко – муж одной из моих актрис.
И началось.
В Киеве на совместном заседании министерства культуры и ЦК партии мне вынесли строгий выговор и предложили Управлению культуры решать вопрос о моём соответствии должности главного режиссёра театра. Естественно, вспомнили, что ещё раньше главный драматург Александр Евдокимович Корнейчук в своём докладе назвал меня «главным тормозом в развитии украинской драматургии».
В Харькове начались собрания творческой интеллигенции, где каждый руководитель театра выступил с осуждением.
Мой бывший директор, худрук Харьковского театра кукол Виктор Андреевич Афанасьев, заявил, что моя «сверхзадача как режиссёра – услышать о себе добрые слова по радиостанциям „Голос Америки“, „Радио Свободы“, „Немецкая волна“ или „Голос Израиля“».
Главный режиссёр Театра им. Пушкина Ненашев заявил, что «всегда ходил на спектакли Хаита – учиться. Тем страшнее, когда