Вечерело. Слева, из-за реки, надвигалась на пристань низкая черная туча. До самой земли спускались от неё белесые вихри.
Старик в форменной фуражке замкнул дверцу на причал и ушел.
А Сивергин всё стоял и ждал. Вскоре вокруг почернело. Дождь, перемешанный с градом, закрыл всё пространство. Лишь где-то, посередине реки, еще можно было рассмотреть беспомощно болтавшуюся на волнах одинокую лодку. А дождь всё лил и лил, и хлестал по размякшей земле мутными холодными струями.
В город Сивергин вернулся только к вечеру. Он чувствовал себя разбитым. Ступая по разбросанным через дорогу доскам, он перешел улицу и направился к гостинице. По скользкой глинистой дороге, натужно воя, ползли автоцистерны, всё забрызгивая вокруг себя желтыми комьями грязи. Вздрагивая под моросящим дождем, мыльно пузырились лужи.
Сивергин пересек вестибюль, поднялся на четвертый этаж, открыл дверь и оглядел номер – не забыла ли она что-нибудь из вещей.
На столе в вазе стояли, привезенные Кирой, цветы – желтые ромашки. «Эти скоро завянут, – подумал он, – их придется выбросить». Открыл дверцу шкафа – пусто. Все взято, ничего не забыто. Тут он заметил в зеркале дверцы, что у него завернут внутрь ворот пиджака. Он не сразу сообразил, что его так взволновало. Потом понял: они прошли через весь город, а она этого не заметила. Не заметила. Или просто не видела его.
И вдруг он всё вспомнил: то, о чем не хотелось думать, что бросалось в глаза, что он не мог себе объяснить. «Нет, – говорил он, – нет». А номер, холодный и разоренный, брошенный ею номер – говорил ему: «да». Сивергин похолодел от нелепого подозрения.
От желтого линолеума, которым был покрыт пол в коридоре, его мутило как от сырых яиц.
Он быстро добрался до почты и заказал разговор с Петербургом. Он хорошо запомнил номер телефона, по которому они пытались дозвониться утром. Он не знал, что скажет, но ему хотелось услышать этот голос. Это как наваждение, как страсть – услышать и, может быть, что-то понять.
– Ну что, довольны? Приехала жена? – как доброму знакомому улыбалась в окошке телефонистка.
– И уехала.
– Что так скоро?
Сивергин неопределенно пожал плечами – мол, ничего, всё в порядке.
– Значит, опять вы одни?
– Уже не один, думаю, с соседом.
– Храпит? – с сочувствием поинтересовалась телефонистка.
– Храпит и скрежещет зубами.
– А вы заткните уши ватой и отвернитесь к стене.
– Да, спасибо. А чем тут заткнуть, – и он тронул рукой лоб.
Его вызвали в кабинку.
– Кто это? – услышал он в трубке приятный мужской голос.
Сивергин сдерживал дыхание, и молчал.
– Слушаю вас. Ну, хватит разыгрывать. Кто это говорит? Кто говорит? Кто это?
Она
Впереди, за строящимся зданием