– Гостя привечай как брата, а брата – как себя самого. Так матушка учила.
Завтра они действительно станут в каком-то роде братьями. Какой позор – так бы сказали в клане ал Уол. Он представил себе всегда бесстрастное лицо матери, расколотое надвое гримасой презрения, и испытал прилив воистину детского стыда.
Дождавшись, пока супруги уйдут, джинн расположился на циновке и завернулся в пахнущее скотом одеяло. Огонёк трещал, пуская дым в потолочное отверстие, и согревал уставшие кости. Танн долго ворочался, слушая, как возвращаются члены клана, как они перебрасываются негромкими фразами, стучат кремнями, ставят на огонь котелки. Где-то в стороне заквохтали птицы – на ночь их, должно быть, загоняли куда-то в укромное место, чтобы защитить от хищников. Сон всё не шёл, как бы маг не призывал его, торгуясь, угрожая или умоляя. Когда над лагерем воцарилась тишина, Танн признал, что ему просто-напросто страшно снова увидеть шуунский кошмар.
Жрец-криомант, которому доверили воспитание маленького ал Уола, учил: страх победит лишь тот, кто идёт ему навстречу. Танн всегда думал, что усвоил этот урок, но теперь мог только посмеяться над собственной гордыней.
Глава 3. Грэй
Грэй ненавидела свои сны, но ещё больше – их мерзкое послевкусие поутру, что раз за разом окунало её в прошлое. Сновидения заполняли голову бесполезными мыслями, воспоминаниями и застарелой болью, а иногда – навязчивым и липким, как мёд, отчаянием.
Сегодня девушке снова снился тот бой. Тот удар и гневный крик, рвавшийся из горла. Тёмно-синий силуэт, тонувший в тумане, весь день маячил перед Грэй, и она не понимала, как выбросить его из головы.
Акации за окном отбрасывали длинную тень – скоро должно было стемнеть. Пора. Ифритка20 отлепила себя от влажных шёлковых простыней, накинула халат и, сутулясь, подошла к противоположной от кровати стене. На ней красовалось зеркало в громоздкой позолоченной раме. Чтобы заплести косу, потребовалось время – ежедневный ритуал требовал глубокого сосредоточения. Будь воля Грэй, она бы сконцентрировалась на чём-то важнее вечернего туалета, но увы: под домашним арестом круг занятий женщины её касты весьма ограничен.
Огненно-рыжий колосок был своего рода талисманом и одновременно поводом для гордости. Каждая петелька косы знаменовала собой победы мечницы, а плела она их, вызывая перед внутренним взором образы поверженных врагов. Таков уж её характер: мстительный, злопамятный и вредный. Отец не давал забыть об этом, с удовольствием указывая на пороки наследницы.
Перебирая пряди, Грэй тихо-тихо затянула незатейливую военную песенку, чтобы прогнать из мыслей прокля́тый сон. Но в дверь спальни постучали, и ей пришлось прерваться на полуслове. Служанка
– Молодая госпожа Тле́я! Ваш отец велел сообщить, что гости соберутся на закате, – раздался тоненький голос Шади.
– Рада за них. Я тут при чём? – усмехнулась Грэй.
– Хозяин велел отвечать, что в вашем положении игнорировать