Сахалинская симфония. Елена Кулешова

нереиды дадут – в силу сбоя в нейросети – неверную картину сейсмоактивности, в которой будет не два крупных и два мелких, а четыре равновесных очага, из-за чего Маковский не поймёт, причём здесь «бабочка Лоренца» и, наконец, что никаких семи часов у него нет. Мягкая самозатягивающаяся клёпка не выдержит длительного нажима и начнёт деградировать, а те самые трубы, за которые неоднократно получал нагоняй начальник строительства, и вправду начнут лопаться как нитки: трубы, по которым был протянут силовой кабель, воздуховод, связь. Но ничего этого инженер Черепичный не знал, да и не мог знать: он настроился на семь часов научного эксперимента по исследованию поведения «убегающих» магнитных якорей – именно она натолкнула его на мысль создать принципиально новый двигатель – глюонный.

      Черепичный ткнул пальцем в кнопку аварийной записи, которая могла, в параллель «чёрному ящику» записывать голос пилота купола, фильтруя шумы – «чёрный ящик» писал всё подряд. Ирония состояла в том, что объем записи был заложен в объёме 2035 часов, то бишь, можно было круглосуточно разговаривать, скажем, с 1 марта по 25 мая. Или, применительно к этой неприятной ситуации, до 25 августа, ровно до дня рождения Василия Черепичного. С детства он знал, что день этот богат событиями – родился царь Иван Грозный, учёные впервые увидели снимки Нептуна и западный берег Северной Земли, а Галилео Галилей впервые представил учёному совету телескоп. Из последней затеи мало, что хорошего вышло для самого Галилея, правда. Да и рождению Грозного порадовалось не так уж много людей. Зато семья Черепичных, собираясь на праздник у родителей Василия, с каждым годом убеждалась: хороший день.

      – Космонавтом станет, – трепал рыжие вихры племянника-трёхлетки инженер-космонавт Кочетков-Черепичный, дважды Герой России и участник легендарной экспедиции «Бурана-2» по спасению застрявших на МКС американских космонавтов в 2024 году. Барри и Суни часто приезжали потом в Москву, обычно по весне: гуляли в Измайловском парке, кормили лебедей. Оба оставили космонавтику после того случая – шутка ли, из двадцати восьми двигателей сработали три, гелий вытек почти весь, а прилёт российского шаттла в тот момент, когда запасов кислорода оставалось дня на три, был просто чудом. Ненадёжную технику делали пятьдесят лет назад.

      – Я была уверена, что нас уже похоронили, – говорила Суни Кочеткову-Черепичному за чашкой чая, не подозревая, что мелкий шкет обладает почти феноменальной памятью. – Заготовили флаги, речи, пышные похороны…

      – Не думаю, Суни, – капитан Уилмор, которого Суни называла странным словом «Бурч[14]», подразумевая русский красный суп, одновременно кислый и сладкий, всегда принимал сторону демократов.

      – И думать нечего, капитан, – всё и так понятно. Ты же из Теннесси? Вот там-то, будь уверен, тамбур-мажорки уже начистили сапоги и зубы, а на факультете электротехники висит твоё траурное фото с улыбкой клоуна…

      – Да прямо!

      – Точно. Ну может, и не клоуна, а тыквы на Хэллоуин. Ушастой тыквы. С ушами топориком…

      Бутч