– …Мальчик, это…
– …Айтуган-ханум и…
– Тихо, молчи!…
И как-то разом движение переменилось: подхватив за кушачок, Арслан-бек ссадил Айку и, держа за руку, повёл вглубь рядов, Акбарс спереди раздвигал толпу; Сом с Лютом возвращали обратно теснивших поближе – дружелюбно, мягко, но увесисто.
Гуща и Жеребок отвернули в проулок, разом отрезавший от давящей людской массы.
Подворье Арслан-бека выросло глинобитной стеной с яркой сине-лазоревой наглухо закрытой калиткой – но немедленно распахнувшейся навстречу Жеребку. Выбежавшие слуги-джуры в поклон приняли лошадей и увели их за угол к воротам на хозяйскую часть. Старший нукёр-дворский в полупоклон спереди-слева ввёл в передний гостевой двор – всё как в Сарае. Справа и слева две белоснежные юрты на женскую и мужскую половины гостей с вынесенными наружу скамьями игрались на фоне празднично выкрашенной в голубо-лазоревый цвет стеной. По ней, выше человеческого роста, шла внутренняя городня вдоль стены; над которой вырастал третьим ярусом тын верхнего боя, бурые срезы на остриях которого показывали дуб.
Двор перехватывал второй забор, пониже, без тына, с красивой резной калиткой: два коника встречь друг другу вскинулись на древо. За ней виднелся и собственно терем: массивный сруб под двускатной крышей, челом с пятью маленькими окошками на гостей и гульбищем в обхват над подклетом. Солнце засвечивало и играло на слюдяных переплётах оконец, мерцало серебряными отблесками на липовых плахах венчавших крыльцо и крышу коньков и головок.
– …Мать честная, не впервой вижу, всё одно – молодец Лоза!
– Засмотрелся?! – ,скоро шла навстречу Сама; за ней поспевали русская девчонка и две татарки…
И сразу, без перехода, в злобу:
– А где Аюшка?! Почто не взяли?!?!,,, – ,уже раскипаясь в пронзительное…
– Не горись! Здесь он, здесь: Арслан-апа с Акбарсом пошли ярмарку показать, скоро будут… А теперь веди в терем. И где Гапа?
– Здесь я – ,выпорхнула сбоку из женской юрты.
Поклонилась в пояс:
– Здравы будь Гуща Иванович со Жереб!
– Ну, бабоньки, и вам во здравие – Ведите!
Поднялись на крыльцо и через гульбище, сенцы вошли в горницу. Тут Гуща остановил девок —напёрстниц
– Посидите-ка тут, станется – позовём. Ну, бабоньки, ведите наверх в светёлку – побалясничаем, косточки белу свету переберём.
– Ох, Гуща, один ты баб-девок понимаешь – всё бы хорошо, да не с кем словом переброситься!
– Ну, ведите! А ты – ,Жеребку, – у лествицы постереги, чтобы никого…
Присел к стольцу, отодвинув локтем обычную бабью круговерть: пяльцы, спицы, клубки ниток, лоскуты шёлка, бархата, напёрстки – сели напротив, вполоборота на него и на двери…
– Ну бабоньки, страшно в степь?
У Лозы дёрнулось, напряглось лицо – смолчала.
Гапа вдруг размякла: задрожжали губы:
– Страшно,