Мать даже просияла и заторопилась на кухню, на ходу сказав Тиму:
– Тим, сынок, расседлай коня герра Фольхарта!
– Взрослый мужик сам не может расседлать своего коня? – вдруг сдерзил Тим.
– Тим! – воскликнула одновременно с недоумением и укором мать, остановившись в дверях кухни.
– Ты что такое говоришь, молокосос?! – вспылил Фольхарт, и широкое лицо его покраснело от злости.
– Что, не нравится? – усмехнулся Тим. – Правда убивает?
– Да как ты смеешь… ты кто такой передо мной?!..
– А что ты сделаешь мне? – произнес Тим.
– Я могу сделать так, что ты забудешь об учебе и будешь бесплатно работать на этой ферме! – ярился Фольхарт.
– Ты уже ничего не сделаешь, – ответил Тим.
– Ах ты, мелкий подонок! – Фольхарт в ярости принялся колотить кулаком по круглому столу с вазой с цветами посередине. – Я тебя и твою мать по ветру пущу! Чей хлеб вы едите, нищеброды?! – и все бил и бил по столу.
– Я тебе могу больше сделать, чем ты думаешь! – снова усмехнулся Тим. – Усатый паразит!..
Тима будто вышибло из объятий сна. Приподняв голову, он в первые секунды не мог понять, где находится. Было темно, очертания каких-то предметов проглядывали сквозь мрак. И что-то там блестело. Тут сонная сумятица схлынула из головы, и Тим понял, что он по-прежнему на квартире в Ростове, сейчас ночь, а то, что блестит в темноте – это трельяж у противоположной стенки.
– Уфф, черт! – выругался Тим и сел на кровати, спустив босые ноги на выложенный шероховатым паркетом пол. Провел ладонями по лицу. Впервые на войне ему почему-то приснились не горящие дома и трупы, не караул на передовой у позиций польской армии, не продвижение навстречу жужжащей смерти в виде польских пуль, а сон о собственном детстве. Нет, конкретно таких эпизодов, которые он сейчас видел во сне, не было с ним в родном Вюртемберге в двадцатые годы, но были разные подобные. Конечно, он не осмелился бы в то время так дерзить этому проклятому развратнику Фольхарту, в конце концов во время кризиса тридцатых растранжирившему свое состояние. Да и учительнице он не подливал чернила в сумку, а только вознамерился это сделать, но так и не решился… За годы службы в СС и полиции Тим уже и думать забыл о проблемах своего детства, с чего же это вдруг то, что его уже никак не могло касаться, всплыло во сне, да еще в прифронтовом районе?!
Но частые звуки ударов не прекращались. И тут Тим сообразил, что это не Фольхарт колотил по столу в ярости от его дерзких слов: это кто-то барабанил в дверь квартиры. И в подтверждение раздался осторожный, но частый стук в дверь его комнаты, а затем голос Анфисы:
– Господин комиссар! Там кто-то стучится, хочет, чтобы вы открыли.
– Скаши я открит! – ответил Тим раздраженно, вставая с кровати и направляясь впотьмах к шкафу, чтобы надеть галифе. Но в следующую секунду сонное оцепенение окончательно