Не знаю, что именно задело его в моей фразе, но искажённое ненавистью выражение лица говорило само за себя.
– Да пошёл ты!
Он вскочил с дивана, хватая костыли, и с громким стуком пошёл прочь из гостиной. У меня был порыв бросить что-то обидное ему вслед, но я сдержался. В конце концов, я и вправду перегнул палку, но тогда ещё не ощущал это.
Не успел я налить воду в миску, как на лестнице что-то упало. Я покачал головой: неужели он считает, что если разнесёт мой дом вдребезги, то я начну относиться к нему иначе? Впрочем, через несколько минут грохот повторился, и на этот раз уже гораздо громче. Послышался жалобный всхлип.
– Я знаю твои фокусы. Хватит пытаться меня разжалобить.
Он не замолкал, будто готовый расплакаться. Только я слабо ему верил.
– Больше страсти, Александр. Ты же хочешь, чтобы мне стало плохо из-за своего… – я кинул в рот кусочек перца, – невежества.
Я вышел в коридор, с усмешкой наблюдая за мальчишкой, пытающимся изобразить великое страдание. О, да ему стоило идти в актёры! Голова запрокинута назад, руки впились в горло, а всё тело пронизано мелкой дрожью.
– Прекращай, – строго сказал я. – Уже не смешно.
Но Алекс меня не слышал. Он начал биться головой о пол, и тут я понял, что он совсем не притворяется.
– Алекс? Алекс!
Его зрачки расширились, и он мучительно захрипел. Я схватил его за плечи, начал трясти, не понимая, как следует поступить. Я пытался успокоить его судороги, но, кажется, делал только хуже.
Приступ закончился так же неожиданно, как и начался. Алекс беспомощно обмяк в моих руках и затих. Мне показалось, что он перестал дышать, но сквозь лёгкую дрожь я чувствовал, как опускается и поднимается его грудь.
– Ради всего святого, скажи, что ты меня слышишь!
Отуманенный взгляд застыл вдруг на моём лице.
– Ты…
– Алекс, ты понимаешь меня?
– Что? Нет-нет-нет, – он грубо оттолкнул меня. – Не трогай меня. Не подходи. Уйди. Уйди!
Я, поражённый, застыл на месте.
– Да что с тобой?
Но Алекс явно был не в себе. Он подскочил с пола и со всех ног бросился наверх, позабыв про костыли. Я был так поражён произошедшим, что даже не задался вопросом, как ему вообще удалось так быстро взобраться по лестнице с повреждённой ногой.
Что с ним?
Когда оцепенение спало, я пришёл на кухню и попытался вернуться к готовке. Но делать вид, будто бы ничего не произошло, у меня получалось хуже всего. Я кинул тарелку на стол, не задумываясь, что она может разбиться, и взглянул на своё отражение в наполненной водой раковине. Я не видел ничего. Также пусто было и в моей душе.
У Алекса были не все дома. Это я понял уже давно, но сейчас… Да, он чокнутый, но я повёл себя просто ужасно. Зачем было глумиться над ним? Мне хотелось рвать волосы на голове от осознания собственной глупости. Почему я не мог просто смолчать?
Никогда раньше стены моего маленького