Алекс нагнулся к коленям, опуская голову так, что длинная чёлка практически закрыла его лицо.
– Я знаю, каково чувствовать тоску по прошлому, по людям, оставшимся там, – продолжил он. – Чтобы с ними не произошло, я не стану говорить: «Мне жаль». Потому что это не так. Но я могу понять твои чувства.
Сквозь маленькое, круглое окошко падали редкие лучики, и оттого светлые волосы Алекса казались ещё светлее. В контрасте темноты чердака и этих редких лучей мальчик выглядел завораживающе, но я, занятый его словами, не мог оценить всей красоты картины. Забавно. Алекс, подобно выкинутой мной вещи, причиняющей боль одним своим существованием, сидел среди коробок и ящиков предыдущих жильцов дома. Но ведь он здесь. Ни картина и ни призрак. Настоящий человек.
– Я не люблю сюда возвращаться.
– Я понимаю. Но от этого не уйти, Фир.
Он замолчал. Потянулся к костылям, опёрся на них и поднялся с коробки, тихо охая. Я наблюдал за ним отстранённо, будто меня здесь и не было вовсе.
– Помочь?
– Сам.
Мелкая дрожь в руках и неловкий взгляд из-под чёлки. Алекс остановился у одной из коробок, быстро оценивая её содержимое, виднеющееся сквозь дыру в боковой стенке. Я видел, как задумчиво опустились его брови, и он повернул голову ко мне, с любопытством спрашивая:
– Там проигрыватель?
Музыка. Я позабыл, каково слушать любимые пластинки по вечерам. Они, как и всё остальное, пылились среди кучи мусора на чердаке.
– Да.
Он достал один из бумажных конвертов, в которых хранились пластики.
– Каунт Бэйси… Кто это?
– Пианист. Это джаз. Ты же знаешь, что такое джаз?
Алекс неуверенно кивнул.
– Когда-то давно я жил в поселении выживших. Там часто включали такую музыку.
– Я люблю джаз.
Слова сорвались с губ быстрее, чем я успел это понять. Я прикусил язык. Ляпнуть что-то личное в присутствии мальчика казалось огромной ошибкой, но вопреки моей настороженности, Алекс не придал словам большого значения.
– Почему тогда не слушаешь?
– Проигрыватель сломался.
– А починить никак?
– Я не разбираюсь в таких штуках.
– Я тоже, но я обожаю музыку – он улыбнулся. И раз уж я решил быть откровенным, то стоит отметить: улыбался Алекс по-особенному светло. Как маленький солнечный зайчик. – Я сочиняю песни.
– Даже так?
– Не веришь? Могу доказать. У тебя есть гитара?
Я обвёл чердак взглядом.
– Кажется, где-то была.
– Если найдёшь, дай знать. Музыка – это всё для меня. Когда мне грустно или страшно, я вспоминаю знакомые мотивы. Пусть немного, но становится легче.
– Вот как…
Я