– Впервые вижу настолько жалкого кудесника.
Изумет вскинул копьё. Красное плетение сорвалось с руки Виктора, обретая собственную разящую волю и тут же растворяясь в воздухе, как змеи в песке.
«Вольноотпущенник» успел пошевелить кожей на лбу, прежде чем порывисто вскинуть голову, как от удара в челюсть. Руки изумета повисли вдоль туловища, выпуская тяжеловесное древко. «Вольноотпущенник» столбом повалился навзничь. Рухнул с тяжёлым грохотом. Тело его содрогнулось в судорогах, руки и ноги задёргались. Через голосовые связки продолжил выходить воздух, извлекая подобие стона.
Но Виктор понял тотчас – вопреки предсмертной пляске «вольноотпущенник» был мёртв. Сосуды в его голове разорвались под силой усиленного перстнем плетения, подобно тонкой паутине под взмахом бритвы.
Виктор пошатнулся, как от удара. Он не сводил с агонизирующего на земле тела взгляда. Но вместо должной радости и терпкой горечи ничтожной победы он чувствовал давящую грудь тяжесть. Трясясь, будто в лихорадке, Виктор сделал шаг. Необходимо было помочь Федке подняться, убираться вместе с ним подальше от этого места.
Стрела вонзилась в левую часть живота Виктора, пронизывая кишечник глубоко внутри. Рана оказалась настолько болезненной, что колени Виктора подогнулись сами собой. Он оказался на земле, в растерянности цепляясь рукой за древко с оперением.
– Только не…
Перед мысленным взором он уже видел всех тех несчастных, раненных стрелами, медленно умирающих в конвульсиях. Просящих избавить их от мучений, взывающих о смерти. Грудь Виктора беспощадно сжало отчаянием.
Брюшная полость его была разорвана. Багряный камень перстня рассыпа́лся в пыль.
Виктор попытался создать ещё одно плетение. Но без кольца он не ведал силы. С каждым слабеющим толчком концентрация его разбивалась на битые осколки, а затем и вовсе мир похолодел, обратив землю и пространство вокруг себя в несдвигаемую глыбу льда.
Теперь Виктор лежал на боку, подогнув ногу, стеная от боли и страха. Он смотрел, не отрывая мутнеющего взгляда, как кровь его просачивается сквозь камни, пропитывает опавшие иглы можжевельника.
Последнее, что Виктор успел разглядеть из сужающегося и исчезающего мира – степного паука, сидящего на предплечье.
1. Благота
Благóта убрал руку с сочащегося влагой мха на белом камне, вытер ладонь о безрукавку из шерсти. Поправил дорожный заплечный мешок, вытянул из-под ворота рубахи гайтан с серебряной подвеской. Обернулся, стоя на краю узкого склона, с прищуром вглядываясь сквозь кленовые стволы, покрытые лишайниками.
Ветер качал плотные заросли кустарника, гнул в шутовских поклонах выцветшие ветви. Окрест не смолкало благозвучное пение мухоловок и соек. Благота глубоко вздохнул, вытер усы и подобрал осиновую палку, поставленную на землю и упирающуюся в сгиб колена. Постучал палкой по кочке, прогоняя змеюшек.
Он был один посреди горного леса, в тридцати милях от