– И как ты себе это представляешь?
– Он хочет узнать о своей прошлой жизни, а я хочу узнать о его новой.
– Это плохая идея. Если он держится холодно, то ты должна быть холоднее. Это он оборвал с тобой связь, а не ты. Но если он действительно потерял память, то ты должна использовать это как преимущество. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да. Но что, если я дам ему только часть правды, которую он хочет? Осторожно и дозированно. И получу ответы, которые нужны мне.
Я слышу приглушенное ругательство на другом конце провода.
– Мне ведь не удастся тебя убедить оставить все это?
– Нет.
– Не связывайся с ним, Лена.
– Если он действительно потерял память, это многое меняет. Понимаешь?
– Ни хрена это не меняет. Ты цепляешься за надежду, которая в конце концов утянет тебя на дно болота. Если у него такая глубокая амнезия, восстановление памяти практически невозможно. Ты не заставишь его полюбить тебя заново. Оставь это, Лена.
Почему у мужчин все так просто?
Один говорил: «Забудь меня».
Другой: «Оставь это».
И все это о человеке, которого я искренне любила и, кажется, все еще люблю.
Но что, если Стас прав?
Я знаю, что он переживает за меня и своего крестника, но должна попытаться.
Или нет.
Не знаю, черт возьми.
Головой я понимаю, что мне нужно прислушаться к Стасу, чтобы потом не было больно, когда он в итоге окажется прав. Но сердце… этот долбаный маленький кусок мышцы все портит и отключает разум.
Я не знаю, сколько правды в словах Глеба об угрозе. И, наверное, не узнаю, но уже дома, лежа в кровати со своим маленьким сыном, я не была уверена, что хочу проверять их правдивость. Как и не была уверена в том, что теперь Глебу вообще стоит знать, что Миша его ребенок.
Глава 5
Следующий день проходит как в аду.
Когда приходит врач, Миша становится до невозможного капризным.
Он их не любит, а в болезненном состоянии просто не переносит на дух. Каждый раз, когда педиатр трогает его, чтобы осмотреть, Миша плачет и изворачивается в моих руках, будто над ним проводят обряд экзорцизма, а не пытаются осмотреть горло или прослушать фонендоскопом.
Намучившись с капризным ребенком, Татьяна Георгиевна выписывает лечение, рекомендации и уходит.
Спустя пятнадцать минут Мишаня успокаивается, но его температура – нет. Она скачет вверх-вниз как на американских горках, и капризы снова возвращаются.
Все это изводит моего малыша настолько, что он ничего не ест, хнычет и не слезает с моих рук весь остаток дня.
Я даже не помню, как мы уснули с ним на моей кровати.
Я будто в один миг провалилась в непроглядный туман, сквозь который все громче стало пробиваться что-то похожее на мелодию. И эта мелодия постепенно вырывает меня из темноты, пока я не разлепляю веки.
Проморгавшись, я с запозданием вскакиваю с кровати и бегу за телефоном, чтобы громкий звук не разбудил Мишу. Только не сейчас.
Хватаю