Застегнув замочек, я улыбаюсь и треплю макушку густых волос.
– Устал, мой ангел?
Мишка мотает головой, тряся своей богатой шевелюрой, и смотрит на меня снизу вверх, раскрыв рот с искренним восхищением. Ему нравятся мои крупные серьги. Или моя яркая помада. Но на самом деле так он смотрит на меня всегда. Даже если на моей голове будет намотано полотенце, а лицо помятое спросонья и без макияжа. Вот совершенно не важно, как я выгляжу, мой сын всегда твердит одно:
– Моя класавица.
Моя улыбка становится шире, и я ласково стучу его по носику пальцем. Он смеется и прячет лицо в подоле моей юбки. И на этом заряд моего маленького энерджайзера подходит к концу.
Поглаживая сына по макушке, я наблюдаю, как измученно он потирается лбом о мою ногу, а потом начинает тереть глаза кулачками. Ну конечно же мой малыш устал.
Я беру сына на руки и выхожу из комнаты.
– Пойдем-ка спать, медвежонок. – Я прижимаюсь носом к его виску и вдыхаю теплый молочно-медовый запах детской кожи.
Миша обнимает меня за шею и погружается в наступающий на него сон. Да и время уже девятый час вечера. Он еще недавно ванну принял, так я вообще удивлена, что сразу уложить не удалось. Поэтому, пока няня отлучилась в магазин, а я собиралась на встречу, у Миши была возможность израсходовать последнюю энергию.
Поглаживая сына по спинке, я убаюкиваю его на руках и тихонько напеваю мелодию колыбельной. А чтоб вы понимали, любимая колыбельная моего сына – «Выйду ночью в поле с конем». Не знаю, как так вышло. Когда у него резались зубки, и я мучилась бессонными ночами, умная колонка случайно включила эту песню, я уже собиралась поискать что-то более подходящее, но тут поняла, что Миша притих, и оставила.
С тех пор только ей и спасаюсь. А вообще его вкусовые предпочтения в музыке далеки от детских. И я не знаю, откуда у него такая тяга к фолку в четыре-то года.
Татьяна Михайловна замечает меня с сыном и, бросив все на кухне, осторожно спешит ко мне, чтобы забрать Мишку, но я показываю жестом, что сама, и няня, кивнув, уходит обратно на кухню.
Дождавшись, когда хватка на моей шее ослабнет, я захожу в детскую и аккуратно укладываю сына в кровать. Он тут же поворачивается на бок и поджимает колени к груди, сладко причмокивая пухлыми губками.
Я тихо вздыхаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать теплую щечку и накрыть Мишутку одеялом. Немного приглушив ночник, беззвучно выхожу и прикрываю за собой дверь.
Я уже надеваю леопардовые лодочки на высокой шпильке, когда Татьяна Михайловна подходит ко мне и достает из шкафа зонт.
– Я, когда в магазин бегала, там дождик моросил, – шепчет она. – Возьмите с собой на всякий случай. И, Елен Викторовна, накинули бы вы что-нибудь сверху. – Женщина прижимает руку к груди. – Ну в одном пиджачке. К вечеру же холодает еще. Застудитесь.
Я улыбаюсь, покачивая головой, и быстро бросаю