Он легко встал и направился к выходу. Но на пороге обернулся и глубокомысленно изрек:
– Обрати внимание – я не закрываю за собой дверь. Но оставляю решетку. Пока.
Он опять отвратительно захохотал и, наконец–то, ушел.
А я с ужасом наблюдал, как в дверном проеме, нашем единственно возможном пути к спасению, медленно опускается решетка, давя, как яичную скорлупу, все надежды нашего освобождения.
Я оказался запертым, вместе с девушкой, укрытие которой было рассекречено.
Сьюзен выползла из под кровати.
– О чем это вы говорили так долго? Похоже, вы с ним друзья.
– Ты очень ошибаешься, Сьюзен. Мы с ним – враги.
– Какие же? – заинтересовалась она.
– А такие: особенно лютые. Он в роли убийцы, я – в роли жертвы. Так, пожалуй, можно охарактеризовать наши взаимоотношения. И теперь нам с тобой отсюда не удрать.
При этих моих печальных словах девушка опять улыбнулась, но как-то хитренько:
– А вот в этом ты ошибаешься…
– Да? – безучастно спросил я.
– Пока ты тут болтал о всякой ерунде с этим придурком, я там, под кроватью, кое-что нашла. Иди сюда.
Она вновь шлепнулась на четвереньки около кровати, предлагая мне сделать то же самое.
Я покорно опустился на колени и без интереса заглянул под кровать.
– Смотри, видишь ящик? Пока ты там разводил «трали-вали» не пойми о чем, я сидела тут, и, пытаясь хоть что-то понять из вашего разговора, вдруг услышала совсем близко еще какие-то голоса. Я на всякий случай заглянула в этот ящик – и на тебе – там оказалось отверстие! Ишь, как замаскировали, но я-то все равно нашла! – похваливала она себя.
Я залез под кровать поглубже и, отодвинув ящик, похожий на вентилятор, действительно, обнаружил небольшое окно, ведущее в полутемную комнату. Я заглянул туда.
То, что я увидел, не прибавило мне оптимизма, но удивило и насторожило. Это было похоже на средневековый спектакль.
В слабо освещенной комнате, которая находилась прямо под нами, за столом, покрытым черным сукном, сидели люди, тоже одетые во все черное – как я успел заметить, любимый цвет в этом доме. Перед ними слабо мерцали свечи. Главным у них был дурковатого вида человек в некоем подобии сутаны, только на груди у него висел не традиционный крест, а какая-то страшная рожа. Он вещал что-то, благообразно сложив руки на толстом животе.
Прислушавшись к его речи, я даже заинтересовался, потому что говорил он не о чем-нибудь, а об оживлении мертвых. При этом он уверенно сыпал цифрами, датами, историческими фактами. То есть был основательно подкован в этом вопросе.
Сначала он рассказывал о случаях оживления Лазаря и сына вдовицы Сарептской. И, как я понял, своей истовой речью он старался убедить аудиторию,