Спустя несколько мгновений ему наконец удалось обнаружить брешь. Неплотно укрытый магической дымкой участок леса ощутимо пульсировал, до сих пор пытаясь избавиться от пустившей в нем корни тьмы. Тем не менее это не могло длиться долго. Энергия Нави вновь и вновь обрушивалась на него водопадом, грозясь вот-вот перекрыть путникам последний путь отступления.
– Держись меня, – бросил он, тут же ринувшись в сторону бреши.
Медлить было нельзя. На счету было каждое мгновение.
Однако же Деян не сделал и шага. Обратив к Лелю выпученные глаза, он было открыл рот, но исторгнув из него лишь задушенный хрип, схватился за грудь.
– Быстрее! У нас нет на это времени! Чем больше ты к ней прислушиваешься, тем глубже она проникает!
Ответа не последовало.
С огромной неохотой Лель схватил мужчину за единственный уцелевший рукав. Но едва его пальцы коснулись грубого сукна, Деян из последних сил дернулся назад. Его непривычно огромные глаза продолжали пялиться на Леля, однако лишь теперь помимо отчаянной злобы, тот увидел в них страх.
"Серьёзно?!" – мысленно возопил он. "Меня ли из нас двоих стоит бояться?! Да я здесь единственный не пытаюсь кого-то убить!"
Вслух же, умерив пыл, он как можно более спокойно произнес: – Нам нужно идти. Я постараюсь найти твоего брата. Про лекаря я не врал, он действительно помочь может.
Как Лель и думал, последнему все же удалось немного прояснить разум Деяна. Хоть и с явным сомнением, тот наконец сделал первый шаг, позволив увести себя с места, которое спустя всего несколько мгновений окончательно поглотила тьма.
Дальнейший путь, несмотря на способность и попытки Леля выбирать тропы с наименьшей плотностью темной энергии, был так же далек от расслабляющей прогулки, как идущий по правую руку понурый и едва передвигающий ногами Деян от доброго спутника.
Окружающие их деревья все меньше напоминали величественных исполинов, поддерживающих своими кронами небесные своды. Теперь, на их месте из земли торчали лишь источающие запах гнилой древесины замысловато-уродливые коряги. В переливе пелены ядовитой дымки те виделись путникам танцующими фигурами, то и дело зовущими их присоединиться к своей дикой пляске. Утонуть в удушающих объятиях крепких ветвей.
Но то были лишь танцы да морок, звучавший в их мыслях в сто крат громче их собственных голосов. На деле же лес оставался мертвенно нем. Ни птиц, ни зверей, ни шума листвы – с тех самых пор, как они покинули опушку. Не было ни единого из тех звуков, что должны в обилии наполнять лес жизнью. Не было слышно ни ветра, ни шлепков ног, когда те касались превратившейся в мокрую кашу земли. Единственным различимым звуком оставалось их собственное тяжелое дыхание, которое, по их собственным ощущениям, набатом раздаваясь в тишине леса, оповещало все больше и больше нави об их присутствии.
То тут то там пускались в свой жуткий танец все новые и новые