– Разве не там ты его и оставил?
– Нет-нет-нет, – до сих пор в окутавшей лес тьме он видел лишь смутные очертания лица спутника, однако же в это мгновение мужчине почудилось, будто в темноте сверкнула холодная сталь серых глаз.
– Я спрашиваю о месте, где мальчик должен был ждать, чтобы после убить меня.
В повисшей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание явно опешившего и не меньше прежнего шокированного мужчины. Лель обладал определенным преимуществом, будучи способным наблюдать сменяющиеся на его лице эмоции, тогда как его собственное лицо оставалось надежно скрыто темной вуалью.
– Когда охотишься убедись, что никто не охотится на тебя, – Лель вздохнул.
Он определенно не хотел этого диалога, однако же природное любопытство подстегивало его продолжить.
– К слову, я не зол, а только разочарован… В конце концов, мне показалось, что тогда на поляне Еремей понял мое послание, да и разве не ты чуть ли не клятвенно заверял меня…
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– О… – не ожидая, что его речь прервут, на миг Лель и сам растерялся. – То есть я ошибся, и ты не собирался, выдумав преследующих нас охотников, затащить меня поглубже в лес и, воспользовавшись элементом неожиданности, с чистым сердцем скормить меня своему младшему брату? Или ты и вовсе не превращал мертвого мальчика в вынужденную питаться человеческой плотью нечисть, лишь бы оставить его подле себя? Тогда извини за навет – всем свойственно ошибаться.
– Как ты… – прохрипел Деян.
– От вас обоих за версту несет навью, – не вдаваясь в подробности ответил на так и не заданный вопрос Лель. – Должен сказать, что до последнего надеялся, что ты окажешься единожды ошибившимся глупцом, на мгновение возомнившим себя ведьмаком. Куры, овцы, я все понимаю… Но как именно отреагировала твоя жена, когда ты сказал ей то же, что и мне? Родить нового ребенка взамен старого? Каждому свой срок? Что именно ты сказал ей, чтобы оправдать убийство собственного ребенка? И что более важно… как ты до сих пор оправдываешь себя?
– Заткнись! – вспыхнувшая с новой силой ярость позволила Деяну повалить не ожидавшего от него такой прыти Леля на землю.
В следующее мгновение к коже тонкого юношеского горла плотно, едва не рассекая ее словно легкий шелк, прижалось лезвие ножа.
– Говоришь так будто знаешь, через что нам пришлось пройти, сучье ты отродье! – давление ножа усилилось, не предвещая ничего хорошего. – Я мог его потерять! Понимаешь?! Потерять! Навсегда! Тогда бы у меня никого не осталось! Я обещал… я обещал родителям защищать его! А он взял и умер!!! Будто для этого я столько лет его берег. Он умер прямо передо мной! У меня на глазах! Что мне еще оставалось?!
– Похоронить. Почитать в дни усопших, – спокойно парировал прижатый к сырой земле Лель. – И уж явно не делать из него ходячий труп. А тем более не делать этого так неумело – малец не может говорить, с трудом передвигается