– Я всё равно его разведу, он меня любит!
– Да какая ж это любовь, он уже девке твоей обаря привёл! Думай своей башкой безудальной! Скотина ты, а не мать!
Этот случай тогда здорово ударил по моим нервам. В общем, всё свалилось в одну кучу, любишь-не любишь, а выпутываться из этого говна надо хотя бы ради будущего ребёнка, да и бабка после второго инсульта ходила чуть живая. Весёлые картинки, одним словом. Чувствовала я себя отвратительно. С одной стороны вся эта свистопляска, с другой – Иванов с ненавистными апельсинами зачастил в наши края. Вот так мы с ним и подали заявление.
И тут выяснилось, что надеть на торжественное событие Иванову нечего. И в магазинах на его могучую фигуру хрен чего купишь. Будущая свекровь попросила помочь Сашеньке «хоть что-нибудь достать», я позвонила родственникам, приехавшим из-за границы, они продали мне чеки для «Берёзки». Деньги на эту покупку я заняла, как-то так получилось, что у Валентины и Иванова их на тот момент не оказалось, однако меня клятвенно заверили, что вернут всё до копейки. Итак, мы объехали все московские «Берёзки» и приобрели серые брюки, тёмно-синий вельветовый пиджак и голубую рубашку с галстуком для Сашеньки, а мне – полушерстяное серое платье.
Я не собиралась одеваться, как непорочная дева, тем более, что никакого желания выходить замуж не испытывала. После росписи посидели у Ивановых дома за скромной трапезой, с моей стороны была только свидетельница с работы, со стороны жениха – вся его разлюли малина с Витей Евсеенко во главе, тот смотрел на меня пьяным зверем, собственно, с ним Иванов и лёг спать в первую брачную ночь, упал с софы и разбил башкой трёхлитровую банку с квасом, стоящую у батареи. Пол ночи свекровь собирала этот квас, а Иванов ходил писать в бар, думая, что это дверь сортира, а приведённый другом в туалет, ржал и окроплял всё вокруг продуктами своих возлияний. Ага, мне было очень смешно, как вы догадались? Наутро я услышала от свекрови, что денег она мне не отдаст, так как мы с Сашенькой теперь муж и жена, и все долги у нас общие.
Я подхватила ноги в руки и уехала домой, где у меня открылось кровотечение, и по скорой новобрачную увезли в городскую больницу. Маман развила бурную деятельность, позвонила в мой почтовый ящик, нашла того, у кого я занимала, и отдала долг. Сумма была приличная даже для неё. Она в то время работала закройщицей в меховом ателье. Как-то они там экономили на кусочках, из которых шили дефицитные каракулевые шубы, получались излишки, и в результате шуба продавалась налево.
Мишка включился в этот процесс мгновенно, он смикитил свою выгоду, а потому, поддерживал с моей матерью тесную связь. Он даже прислал мне в больницу белые хризантемы, баночку чёрной икры и тапочки на одну левую ногу. Такая тонкая издёвка, как я поняла.
В палате было человек десять. Кто-то лежал на сохранении,