– Ты серьёзно, девочка, или в тебе говорит ревность?
– Какая ревность, мне просто страшно за Вас.
– Твоя мать сказала, что она меня любит…
– У Вас пенсия хорошая, вот и вся её любовь. Останетесь ни с чем в доме инвалидов.
– Спасибо! Почему-то я тебе верю!
– Не за что. Будьте здоровы.
Маман каждый день пытала меня, не было ли звонков, и в конце концов успокоилась на том, что все мужики скоты. Возможно, так и есть, я спорить не стала, но и женщины никому спуску не дают, большинство ищет свою выгоду, не думая, что у мужчин тоже бывают чувства, подчас, посильнее, чем у нас. Тем временем, Михаил затаскал меня по операм и балетам с заходом в театральные буфеты. Был он каким-то кандидатом каких-то наук, я не вдавалась в подробности, уж меня-то чужие доходы волновали меньше всего.
За последние три года у меня было много поклонников, я ковырялась в них, как коза в апельсинах, некоторые звали замуж, но что-то я не горела желанием. Дипломат, похожий на малосольный огурчик в пупырышек, переводчик с бабьей фигурой, ревнивый сотрудник с бегающими глазками, ещё один женатик, у которого супруга «не имела связи с природой», а попросту была беременна, – все они были для меня на одно лицо, не представляющее никакого интереса.
– Тебе и нужен дипломат, кто тебя такую умную дуру выдержит. Тебе и нужен переводчик, будешь ездить по разным странам. Тебе и нужен военный, будет тебя, неряху, муштровать! – маман всё всегда знала лучше меня. Любовь была для неё хороша только в обрамлении багета из денежных купюр, хорошей мебели, обильных яств и импортных шмоток. Наверное, по-своему, она была права, недаром жизнь её была наполнена не только мужским вниманием.
Чингачгук выгодно отличался на фоне всех моих соискателей своим размахом. Он был хорошим рассказчиком, однако при своей недюжинной фигуре так активно размахивал руками, что мне казалось, вот-вот проломит дверной проём или окно.
Он то и дело порывался меня удивить. Однажды чуть было не купил мне дублёнку в какой-то подворотне в Столешниковом, я еле успела схватить его за руку. Но сердце моё молчало. Однако я думала так: «Может быть, выйти за него, да родить ребёнка? Мне двадцать восемь, скоро вообще будет поздно, а детей я люблю, вечно вожусь с чужими, и они ко мне прикипают, надо же куда-то расходовать свою любовь, так уж лучше сюда, и будет у меня родная душа». И вот, когда я уже хотела откликнуться на предложение Михаила, он уехал в Ленинград. У него кончилась командировка.
– Ну и слава Богу, значит, не судьба!
Как-то раз, по прошествии нескольких недель вернувшись домой на выходные, я застала в гостиной полный разгром. Чугунная кастрюля из-под тушёного мяса стояла на журнальном столике, рядом валялась грязная посуда: два прибора, два стакана, вилки, ножи, салфетки, всё в кучу.
Вошла бабушка:
– Жених твой приехал.
– И где же он?
– А он