Он почувствовал запах хорошего табака, шорох ткани у себя за спиной, стук сапог по дощатому полу и, обернувшись, едва узнал в полутьме Диану Палмер. Американка остановилась рядом: Мартин разглядел, что волосы у нее распущены и покрыты шерстяной косынкой. В пальцах мерцал огонек сигары.
– Какой необычный город, – пробормотала она.
Сказано это было не Мартину, а как бы про себя. И он ничего не ответил. Созерцая красные точки костров, оба молчали.
– Ну, как ваш номер? – наконец осведомился он.
– А-а, прекрасный. Чуть поменьше вашего, но вполне достаточный. Ваш приятель Пабло расстарался.
Снова повисло молчание. Вдалеке вместе с последним гитарным перебором замирала песня.
– В котором часу отправляетесь на юг?
– Кто? – почти удивился Мартин.
– Не валяйте дурака. Вы и те, кому поручен федеральный эшелон.
Он снова взглянул на нее. На этот раз недоверчиво.
– Что вам известно об этом?
– Достаточно. Узнавать – это часть моей работы. И я попросила отправить меня с вами.
– Вряд ли вам разрешат. Это ведь…
– Не будьте столь категоричны, – перебила она не без яду. – Днем я обратилась к сеньору Мадеро, и он сказал «может быть».
Мартин обдумал услышанное. И решил: «Да мне-то что?»
– Выходим мы рано, на рассвете.
– Тому Логану поручено оповестить меня, если разрешение будет получено вовремя.
– А если не будет?
– Значит, останусь здесь, займусь другими делами. Материала у меня довольно.
– А вы уже отправили репортаж в свою газету?
– Да, еще днем, из Эль-Пасо. Под заголовком «Революционеры берут Сьюдад-Хуарес».
Огонек разгорался, когда она подносила сигару к губам. Не нравятся мне курящие женщины, подумал Мартин. Порядочная дама никогда не станет курить. Курят авантюристки и женщины легкого поведения.
– А вы не курите? – спросила она, будто прочитав его мысли.
– Не люблю.
– Правильно делаете. Зубы всегда будут белые и красивые.
Мартин мысленно поморщился, на миг представив, как целует ее и чувствует табачный перегар. Полутьма скрывала лицо Дианы, но он вспомнил соблазнительность ее губ, которой не мешал, а может, и способствовал их твердый очерк. Эту жесткую складку, эту обескураживающую строгость, столь несвойственную другим знакомым ему женщинам.
Раскаленный уголек