Похоронная процессия около пятидесяти человек гробовым молчанием провожала в последний путь облаченную в похоронную одежду красивую женщину. Люди стояли и молчали, внимательно глядя то на лежащее в открытом гробу вверх головой тело покойницы, то на священника. Слушали его последнюю речь. Когда закрывался гроб, похороны прорвало громким плачем. Могила глубокая, земля сырая, песок зарывал опущенный в глубину гроб.
– Все мы под богом ходим, что же поделаешь, раз беда такая! Успокоение одно: жить в мирской жизни тоже надо, там рай впереди страдалицы отмучавшейся, – говорил замокшей в слезах девушке, дочери умершей нечастной, Елизавете, седой старец, начальник казенного дома предварительного содержания старик Кацеблин. Елизавета плакала. На поминках Саша Меркушев сел на край стола рядом с отцом Витьки Филина, который заставил присесть к столу принесшего в дом газеты служащего типографии Петра Анохина, наливая ему из бутылки стакан.
– Пей, говорю, помяни рабу божью Ларису Дмитриевну!
Тогда Саша и Петя в первый раз в жизни пробовали с бутылки вино, пили не чокаясь в компании сидевшего рядом со скорбевшими родственниками начальником тюрьмы.
Петька часто приносил газеты в огражденный высоким забором и стоявший особняком от Бородинской улицы каменный дом предварительного заключения. Канцелярия и кабинет начальника тюрьмы обосновались отдельно от основного корпуса. Входивший в ворота тюрьмы Петька часто видел, как строгие на вид стражники выводили с черного входа корпуса одетых в черную одежду заключенных на помывку в баню – водили их в тот же основной корпус, но в дверь с другой стороны. Смотрел Петька в окна с кабинета начальника тюрьмы на коловших дрова на хоздворе узников, часто просил старика сводить его в тюремный корпус на прогулку.
– Любопытный, значит, преждевременно познакомиться хочешь, думаешь, на пользу пойдет! – отвечал начальник тюрьмы мальчишке. Все у него будет впереди…
В один из дней Саша колол во дворе дрова, потом складывал их в поленницу. А когда сложил, носил не одной ходкой круглую тяжесть в купеческий дом. Складывал поленницу у печи, снова следовал во двор за дровами, возвращался обратно, и так маршрут за маршрутом. Носил дрова по разным большим и малым комнатам, заносил полено в кабинет купца. Принеся полено, растапливал в комнатах печи, чиркал в печи спичкой огонь, который неохотно разгорался.
– Нелегкая доля, нелегкая, а деньгу заработать надо, – услышал Сашка в один из зимних дней голос курьера, разносчика типографской продукции, постарше годов на тройку, паренька Петра Анохина.
– Привет, Сашка, я почту хозяину принес, он дома? Я разносчик с типографии, Петр Анохин, вижу как вы здесь сладко живете, господа сволочи, а трудовой люд на Голиковке с голоду и горя пухнет! – ругался недовольно Петька.
– У меня отца жандармы в ссылку