Рощин улыбнулся, так и не дав понять, догадался ли он об относительной правдивости услышанного. Улыбнулся и постарался заглянуть в глаза, потерпев сокрушительное фиаско.
– У вас что-то случилось, да?
Ну давай, Волкова, всё. Сил-то всё равно не осталось никаких.
Глаза словно ножами зарезало, и на несколько секунд пришлось даже зажмуриться, качнув головой и попытавшись тем самым спрятать лицо. Но тщетно.
Расплакаться перед известным на всю страну человеком? Бьёшь рекорды, Волкова.
Слезинка сорвалась с ресниц и тут же исчезла под резким движением руки. Стало так стыдно, что хоть прямо здесь умирай. Никогда ведь плаксой не слыла, а тут мало того, что на работе, да ещё у кого на глазах?
– Н-ничего… нормально.
Саша мог бы поступить как угодно: рассмеяться, саркастически прокомментировать увиденное, закатить глаза… но он улыбнулся так мягко и добро, что покосившаяся на него Агата тут же уставилась в стену, подумав, что ей наверняка показалось.
В коридоре витала, переливаясь самыми разными цветами, пыль. Её полёт был красив и в чём-то даже волшебен, и прекрасно отвлекал.
– Знаете, что? Если вы меня отсюда выведете, я угощу вас лучшим кофе в городе. А если нет, то страна потеряет кумира миллионов. И вам придётся с этим жить. Осилите такую ношу?
Новая слеза медленно поползла по щеке, но её Агата стёрла уже с пусть едва заметной, но всё же улыбкой. Шмыгнув носом – совсем по-детски, – позволила себе посмотреть Рощину в глаза. И тут же почувствовала, как незримая рука, до того плотно стискивавшая внутренности, лишилась хватки ледяной. Смешок сорвался с губ, и пусть он был лишён весёлости, но то было хоть что-то, отличное от невроза.
– Пойдёмте. Боюсь, такой крест мне не по плечам.
Ресторан казался островком волшебства посреди суровой действительности. Лоск, выкрашенные под позолоту колонны, бархатные скатерти и чуть приглушённый свет словно переносили в сказку, в которой не имелось очередей за мясом, месячных задержек зарплаты и полного раздрая, погрузившего в себя большую часть граждан. Здесь жизнь шла по совсем иному пути – тихому, спокойному и размеренному. И Рощину здесь никто не удивлялся, и улыбались ему ровно точно так же, как и остальным совсем немногочисленным гостям. А гости в первые минуты вызвали ощутимую дрожь – уж больно серьёзно выглядели, сверкая крупными печатками на каждом пальце и разговаривая на странном, каком-то словно иностранном языке. Сначала показалось даже, что за одним из отдалённых столов сидел тот самый, который совсем недавно «подружиться» предлагал.
В стенах здешних Агата чувствовала себя белой вороной. Несложно предположить, что вся одежда, что надета на ней сейчас, наверняка стоила столько же, сколько одна только скатерть. Но Рощин вёл себя настолько спокойно и по-хорошему просто, что настрой его медленно, но верно передавался и ей, постепенно