Сижу на приеме и, как обычно, четыре раза в месяц слушаю задушевные речи старого маразматика.
– Вы могли бы сблизиться с этой девушкой.
– Ни за что, – выговариваю по слогам.
– Но почему же, Адам? Впервые за девять лет нашего лечения наметился прогресс, – Иван Трындытович, так я его зову, подходит к окну, распахивает, впускает свежий сентябрьский воздух. – Вы добровольно прикоснулись к другому человеку.
Продолжает завывания – прогресс, травматический синдром, фобия, терапия, аутотренинг, обсессивно-компульсивное расстройство, психастения…
– Вы знаете, если бы не условие дяди меня бы здесь не было.
– Знаю, Адам. Но и вы должны понимать, в ваших силах преодолеть старую рану. Иначе, вы никогда не сможете прикоснуться к другому человеку.
– От этого я не умру.
– Попросите девушку о помощи. Честно расскажите о травме. Подружитесь. Она может стать вашим лекарством.
– Все! Наш сеанс подошел к концу, – поднимаюсь с жесткой кушетки и выхожу, хлопнув дверью.
Надо же такое придумать? Психотерапевт называется. За девять лет ничем не смог помочь, и видите ли, усмотрел прогресс в лечении. Почему бы вам Адам не продолжить пытку? Не продолжить себя убивать? Я видеть ее не могу, меня выворачивает наизнанку, дышать рядом с ней не получается. Какие, дьявол, друзья с ванильным безе?
После сеанса с Иваном Трындытовичем в расписании всегда стоит встреча с Черной пантерой, иначе не выдержу его лечение. Вы никогда не сможете дотронуться до другого человека. И что? Справлялся как-то и дальше справлюсь. К себе-то я прикасаться не запрещаю.
– Есть особые пожелания? – Черная пантера как всегда в шикарном костюме наготы. Убирает длинные темные волосы назад, призывно улыбается алыми губами, поглаживает пальцами темные ореолы.
– Лица твоего видеть не хочу, – сижу на кресле с заложенными за голову руками.
Она сворачивает полные губы в трубочку и приподнимает брови:
– Кто платит, тот и ставит условия.
Пока Пантера мастерски орудует ртом над членом, я не могу выбросить из головы сахарную вату в образе демонессы Лилит. Только и вижу, как она покачивает бедрами, изгибается каждой частью тела, будто из пластилина сделана, морская, дьявол, змея.
Как под краской смущения пытается прикрыть одной рукой грудь. Выходит не очень, наоборот, открывает больше чем прячет. Вызывает желание разгадать, увидеть, испытать, почувствовать руками.
В момент, когда кончаю от языка Пантеры, в мыслях прижимаюсь членом к воздушному шару кружев. И не вижу ничего, кроме прожигающих насквозь душу глаз. Звезда в каждом из них горит – Альдебаран.
– Ад, ты не со мной сейчас, – шепчет Пантера. – Ты знаешь, я не в обиде. Просто интересно, где?
– Где-то между Большой медведицей и Кентавром зависаю.
– А ты романтик, – говорит и с гортанным стоном опускается на меня.
– А ты фея, – смеемся в унисон.
Открываю дверь дома и сразу слышу крик