Вот и получилось, что кроме этого именьица и ехать некуда.
И самое паршивое, вышло так, что почти всё своё имущество он этому гишпанцу и продул. Стал искать его после, на двор постоялый метнулся, где, говорят, он ошивался. А не тут-то было. Какой такой гишпанец? Не было такого. Актёр вот заезжий столовался, комнату снимал, из тех, что за монету хоть кобеля сыграют. Актёр! Боже мой! Актёришка! Подставное лицо. А кто же тогда за ним? Лицо наверняка влиятельное, из купеческих али вовсе благородных.
Но самое паршивое началось потом. Хотя, куда уж говорится, паршивее. Когда прислугу рассчитали, остались при доме нянька Настасьина, кухарка, старуха лет уж немалых, потому как за еду и работать некому, ну и Степан.
– Я, – говорит, – барин, вас в беде то не брошу. Чую вину за собой, хоть и невольную. Это ж я получается вас в клуб энтот привёл, мне и ответ держать.
И вот как-то вечером, когда уже и мысли нехорошие в голову лезли, о том, а не пустить себе пулю в лоб от такого бесчестия. Жену с дочкой в имение, что под Тулой. В деревне всяко проще прожить. А после уж, запереться в кабинете, и написав волю свою последнюю и завещание, отойти как сие подобает лицам знатным, с честью и совестью. Хотя, если подумать, завещать уже нечего, распоряжениев окромя похоронных нет, стоит ли заморачиваться… Но во всех дамских романах обязательно, если человек знатный отходит в мир иной, завсегда про завещанье говорится. Было дело, заглядывал. В тайне от жены, конечно. говорится. И чтобы все были отмечены, и чтобы в разводах слёз, скупых, мужских, и роза непременно, чайная или кофейная, кому что больше нравится. Для романтизму.
Ну и труп хладный, бедного разорившегося помещика. Правда бедным себя он не ощущал, в смысле моральном, а не финансовом, а вот дураком вполне даже. Но ощущать себя дураком не романтично, и потому вернулся он к хладному трупу и розе на завещании. И вот когда уже безутешные родственники в его воображении, рыдали вкруг самоубиенного, вбегает в кабинет эта подлая ряха Степан, и как гаркнет во всю мощу:
– Барин! А барин! Разбогатеть хотите? Морда сочная, красная, с трактиру видимо, кафтан хоть и дорогой, соболями подбитый, а весь в пятнах каких то, жиру али рассолу, сапоги хорошие телячьей кожи, но все в навозе и грязище. И разит от него препоганейще, перегаром. И вот субъект этот вмешивается в его фантазию самым подлейшим образом.
Естественно, фантазия тут же рассыпается, оставляя его наедине с кабинетом, в котором из обстановки стул да стол, ковер, собаками драный, да Степан.
Степана с обстановкой сложно перепутать, от неё хоть польза есть. А от Степана какой прок? Верно. Никакого. Ущерб один.
Он так и говорит:
– Ну вот скажи мне, Степан, какой от тебя в моей жизни прок? Какая польза?
Что ты лезешь всё время, куда не просят? Советы даешь, а честные люди потом, после твоих советов по миру идут.
– Ну, барин! – Степан разводит руками, – это вы вон куда хватили, нешто я спецом, нешто я