Историк топтался на месте. Я рискнула чуть-чуть выглянуть. Из карманов необъятного своего пиджака он достал небольшую книжицу. Книжица была старой, насколько я могла понять по ветхому переплету и жёлтым страницам.
Открыл ее на середине, вынул сложенный вчетверо лист, похожий на карту. Сверился с ней, и пошел в дальний конец коридора, которым оканчивалось наше правое крыло. Там он долго смотрел в, как я для себя уже определила, карту, а после взялся простукивать стену.
Интересненько. Он что же? Клад ищет! Вот здорово! Я выглянула чуть дальше, и тут, будь оно неладно, уткнулась носом в очередное ведро с цветами.
– Апчхи!
Это был провал. Колобок подпрыгнул как…колобок и заозирался. Понимая, что явка раскрыта, я выскочила и побежала прочь. Сердце бешено колотилось.
Глава 3
Глава 3. О пользе здорового питания и о вреде азартных игр.
«…А более всего в городе опасайся, сын мой, кабаков да баб продажных, что возле кабаков трутся, ибо являются они погибелью для простого мужика. Даром не дают, а завлекут за стол, где у них всяческие игрища азартные происходят, станут лобызать, прелестями мельтешить, и сам не заметишь, как оставишь там всё до последнего рублика. А потом и выкинут тебя на снег, голого, нищего и неудовлетворенного…». Из наставлений блудного отца своему сыну
Барин не уехал ни до первого снега. Ни после. Марфа злилась неимоверно.
В глаза улыбалась, а на кухне шептала зло:
– И на кой черт их принесло, а…
Кухонные девки согласно кивали.
Кухарка так и вообще всхлипывала, прижимая к необъятной груди необьятный же черпак.
Одно дело следить за пустым поместьем. Где всех и делов – пыль смахнуть. Мебель то вся в чехлах. Да обед себе сварганить, повкусней. А после удрать в деревню на посиделки, если зима или на гуляние летом. Красота.
Тут же приходилось следит за всем. Чтобы и гусь был прожарен, как боярыня хочет, и маленькой Насте булочек к завтраку. С маслицем, с чаем малиновым. В общем морока. Барин пока что молчал. В дела в хозяйственные не вмешивался, девок, что комнаты убирают, за бока не щупал. Хотя особо ушлые старались. Вертели. Что боками, что задницей. А то боярыня вон худа, бледна. И женского в ней немного, хоть и смазлива. А простые то девки румяные, сочные, что яблоки по осени.
Молодой барин очевидно яблок не любил, ни на одну не сподобился. Глядеть правда глядел, этак оценивающе, с улыбкой. Девки старательно краснели, и старались чаще попадаться ему на глаза.
– Дуры! – шипела Марфа Васильевна, щипая девок, – на что позарилися? Он вон, тока с виду хорош. А за обедом мухов ест, аки семечки. Благородные, они все со странностями. Выпороть бы, вас, гулящих.
– А и пускай ест, – отмахнулась Аглая. Самая смелая и грудастая – можа у них в Питере мода теперь такая. Вон нянька их рассказывала, у нее в энтой Франци лягух жруть, не брезгуют. Тоже пакость. У нас в голодный год не стануть, а они ниче, лопают.
– То лягухи, дурья твоя башка, возмущался на кухне Андрейка,