Хаимы, Ривки, Сарры, Ханны,
а потом обрыв, а за ним я:
кудрявая испанская святая
подарила мне имя,
двадцатый век – судьбу,
но за дымкой времени
проступают лица.
Я все-таки найду те папки
в сгоревших военных архивах
и нащупаю нить бессмертия.
Календари
Наше Рождество, ваше Рождество —
календари играют с человечеством
в странные игры, как, впрочем, и политики.
А всего-то надо собрать под одной обложкой
все религии, культуры и чудеса природы
и бить по рукам желающих объявить их
своей собственностью.
Просто посмотреть на планету Земля
немного сверху и выплюнуть ком ненависти,
просто выплюнуть как отраву…
Мы выращиваем ядовитые плоды
прошедших эпох.
Это поддерживает самооценку —
смешное чувство собственного превосходства,
оттуда, из пещерного вчера.
История продолжается
История продолжается,
декорации меняются на…
Женщины прячут лица,
счастливчиков ждет
последний самолет,
никому не интересен
клочок земли,
политый кровью,
а ведь казалось,
что демократия победила…
Но конец истории невозможен,
ибо свиток небес еще не свернулся
и нет новой Земли и нового Неба…
Где-то опять стреляют…
Памяти жертв шутинга
Где-то опять стреляют,
и все демоны твоего сознания
вылезают из своих нор
и правят бал в каждой клеточке
твоего обессилевшего тела.
В который раз думаешь:
«Неужели мало пандемии,
инсультов, природных катастроф,
чтобы отправить человека
на тот свет?»
Но кому-то недостает экстрима
и он идет на охоту
за человеческой жизнью…
Просто так, по собственной прихоти
все демоны сознания правят бал
в его голове…
Мы росли на этих улицах
1
Мы росли на этих улицах
города теней,
где гетто плавно переходит
в лагерь военнопленных,
а он – в Тростенец или Куропаты,
мы думали, что все знаем о прошлом,
а оно кричит и кровоточит
за каждым порогом.
Старый Минск закопан глубже Немиги,
чьи кровавые берега вошли в Слово.
В пятом классе все было так далеко,
а сейчас подступает к горлу
и нечем дышать.
2
Беспамятство глубоко как море,
там светит яркое солнце,
и поцелуи беспечны как дети,
а память бездонна как небо,
где тысяча далеких Вселенных
на всех