народа, где шум и споры…
Скрижали разбить недолго,
отречься сумеет каждый,
но сохнут уста от жажды
познания и укоры
Всевышнего смотрят в душу…
Ты можешь его не слышать,
ты можешь вообще не слушать,
но будут лететь ракеты,
и ты ощутишь единство
с народом, живущим где-то…
Ты можешь забыть про Тору,
но только не про ракеты…
4
Говорят, сегодня
последние борцы
ушли из Варшавы,
чтобы стать камнем…
Ах, это было так давно,
что их голоса утонули
в реке времени…
Я брошу в нее камень,
круги пойдут по воде,
круги чужой памяти,
иероглифы смысла,
каждый видит свое…
Я закрою глаза,
заткну уши,
камень летит в окно —
и бездна открывается вновь.
5
Волна исторической памяти
почему-то солона на вкус,
как ни заливай ее патокой побед,
как ни добавляй аромат ностальгии,
как ни ретушируй фотографии,
а слеза все равно оставит шрам
морщинкой на лице…
6
«Все они!..» – кричит толпа,
и камни летят в лицо…
«Все мы…» – шепчет кто-то
и открывает дверь.
Так и живут они и мы
в одном доме,
в одном городе,
в одной Вселенной…
Бог указкой боли
заставит читать Заповеди
всех их и всех нас,
жаль, что поздно…
Останавливаем страну
В память о Варшавском восстании против оккупантов (1944 г.) в Польше есть традиция «останавливать» страну, то есть жизнь на минуту замирает…
Сегодня ровно в семнадцать
останавливаем страну,
смотрим в прошлое,
где столица пахнет трупным ядом
и надеется на чудо.
Но «чудо на Висле»
уже произошло,
новое случится нескоро,
и слепые глаза домов
его не увидят,
лишь расколотые кирпичи
будут мечтать о свободе.
История – безжалостный бухгалтер —
щелкает костяшками десятилетий,
тщательно подсчитывает трупы,
взвешивает сухой остаток надежды
и милостиво произносит: «Пора»…
Вода горчит как абсент
Вода горчит как абсент,
годовщины большого террора
отмечают чтением списка жертв.
Москва приглашается на прогулку:
между Лубянкой и Старой Площадью
все переулки да переулки…
Современные мощи
свалены от Воркуты до Магадана,
а списки все бродят, наскоро
составленные, неуверенные
списки нашей боли,
списки нашей памяти.
Кто-то