память войдёт в проем,
между добром и злом
будет проложен путь —
след на белых листах,
крови вкус на губах.
Память – слепой конвой —
вечность с самим собой.
Дождь, грязь летит в стекло,
летняя ночь, тепло…
Прерванный полет
Юным поэтам тридцатых
1
Юные поэты тридцатых,
ваши перья в предсмертных стонах
стали кровоточить болью.
Ее не избыть в тысячах строк,
не утопить в вине,
не искупить книжными страницами.
Она бесконечна как мировая война
и отзывается именами детей,
рожденных в подозрительно теплых
мирных домах, в комнатах,
пахнущих смертью…
2
Мальчики-нонконформисты,
без талесов и крестов,
мечтали о единстве
«без Россий и Латвий…»
Ваши шевелюры и лысины,
уже растащили по приходам,
определили должное место
в прекрасном будущем,
сплясав над вашими убеждениями
безумный танец…
Черт возьми этих специалистов
по зачистке прошлого,
черт возьми, кричу я…
И молюсь Богу,
который знает всему цену…
3
Они выбирали страну, язык и судьбу,
покупали шляпы, ночью писали тексты…
Их пропололи в тридцать проклятом году,
бросили в ямы или захвалили до смерти…
Им меняли судьбы на ордена…
Поиски правды – на правопорядок…
Они уходили в вечность по одному,
экзотические цветы на советских грядках…
Странные сближения
Памяти Хаима Сутина,
умершего в оккупированном Париже
вследствие невозможности получить вовремя
медицинскую помощь,
и Соломона Михоэлса,
убитого по приказу Сталина в Минске
1
Язва – смешная причина для смерти,
мировая война разрывает брюшину Европы,
подумаешь, язва, когда погибают дети.
По Парижу шагают готы…
2
Минск спит в коммуналках,
гимн в шесть часов, побудка.
Между войной и войной
маленький промежуток.
Между бедой и бедой
вырастают дети.
На перекрестке найден
раздавленный автомобилем.
Цирк закончился,
начинается быль…
Тошнота подступает к горлу,
слухи ползут по городу.
Говорят, готова теплушка
для короля Лира.
А ведь когда-то любили…
– Ах, не верьте…
– Кровоподтек под глазом…
Толпа беззвучно шевелит губами.
На перекрестке найден
раздавленный сапогами.
Моя