Алекс. Где-то в лесу.
Мы с Дэйкири медленно тащились по лесной дороге. Ещё бы не медленно… Ведь жадная дикарка не позволила бросить повозку с вещами, и нам пришлось впрячься в телегу вместо оленя. Ноги вязли в мягком снегу, и шагать приходилось, прикладывая вдвое больше усилий.
– Далеко до этого вашего Улья? – спросил я. – Ты вообще дорогу-то знаешь?
Дэйкири, склонив голову, молча тянула свою оглоблю. Закутанная в капюшон, она делала вид, что не слышит меня.
– Я спросил, далеко ли…
– Да я слышала! – оборвала Дэйкири. – Доехали бы недели за три. Но с нашей скоростью, верно, больше месяца кандыбать.
Ответ её звучал раздражённо, будто это из-за меня нам пришлось тащиться пешком. Я-то был уверен, что все проблемы начались ещё в деревне, в тот момент, когда дикарка села в нашу телегу, поэтому возмущённо бросил оглоблю и встал, скрестив руки.
– А за каким синим бесом ты грохнула братцев?
Почувствовав, что я не тяну телегу, она тоже остановилась и развернула ко мне всё ещё исчерченное багровыми линиями лицо. Звериный оскал исказил её рот.
– Не твоё дело.
Я сжал челюсти, не собираясь продолжать путь без адекватных объяснений, Дэйкири выдохнула облако пара и процедила сквозь зубы:
– Великая жертва и злто.
– Чего? Я не понял, ты говоришь, будто у тебя полный рот мышей.
– Мне нужно всё золото, которое ты обещал, понял? – прорычала Дэйкири.
Я едва сдержался, чтобы не отшатнуться от неё, но устоял и спросил:
– Но разве тебе не придётся разделить добычу со своими э-э-э… соплеменниками?
– Я не вернусь в Меркитасиху, – ответила Дэйкири и махнула мне, мол, поехали.
От услышанного я так обалдел, что беспрекословно подобрал оглоблю, и мы пошли вперёд. Нас окружала белая тишина. Рядом вспорхнула зимняя птица, и с ветки посыпались гроздья снега. Руки в варежках ныли, стёртые об оглоблю телеги, чувствуя, что скоро вздуются пузыри мозолей. Шли молча, а я всё обдумывал её слова: вот же алчная бабёнка!
– Зачем тебе столько денег? Разве стоят жизни людей этого несчастного золота? – я не удержался и через несколько минут снова привлёк внимание дикарки.
– Хочу другую жизнь. Свободную. Без мужей и кухни.
После этого откровения она поджала губы и ссутулилась.
– Что, думаешь теперь, я плохая?
Я не успел ответить, а Дэйкири, будто оправдываясь, заговорила быстрее:
– Эра благословил меня, указал путь! А кузены… Сами виноваты. Слабаки.
«Ты сумасшедшая, на мой взгляд, вместе со своим Эрой». Я мысленно скрипнул зубами от досады, но вслух сказал другое:
– А ты не могла позже их убить? Чтобы мы подальше на телеге уехали?
– Я же не знала, что Лилёк сопрёт нашего оленя.
Ну и дура!
– При братьях она бы не посмела. Твоя алчность погубит нас обоих в этом проклятом лесу.
Как