Возле одного из окон стоял секретер; на полу возле него лежал бумажный конверт.
Цастроцци подошел и безотчетно поднял конверт. Приблизившись к окну, он заподозрил, что рассудок изменил ему, ибо прочел: «графине ди Лаурентини»; но рассудок ему не изменил, поскольку надпись «Графиня ди Лаурентини» действительно значилась на конверте. Он торопливо вскрыл его, и письмо, хотя и не важное по содержанию, уверило его, что он находится в том самом месте, куда, судя по ее собственным словам, удалилась Матильда,
Уго и Бернардо спали, лежа на диванах. Цастроцци, оставив их там, отворил противоположную дверь; она вела в сводчатую залу; на другой стороне возвышался ряд массивных ступеней. Поднявшись по ним, он вступил в протяженный коридор, в другом конце которого стояла женщина в белых одеждах; близ нее на балюстраде горел светильник. Прислонившись к стене, она не замечала его приближения. Цастроцци узнал в ней Матильду. Он приблизился к ней, и она, увидев перед собой Цастроцци, от неожиданности подалась назад. Несколько времени она молча вглядывалась в него, и наконец воскликнула:
– Цастроцци! О, наша месть настигла Юлию? Я счастлива ныне? Отвечайте же мне! Что ж, по вашему молчанию я угадываю, что наши замыслы претворены в жизнь. Великолепный Цастроцци! Примите мою пламенную благодарность, мою вечную признательность.
– Матильда! – отвечал Цастроцци. – О, если бы я мог сказать, что мы счастливы! Но увы! Лишь несчастье и разочарование приносит мой столь нежданный приход! Я не имею известий насчет маркизы ди Стробаццо, а тем паче – насчет Верецци. Боюсь, я должен дождаться, пока возраст ослабит мою теперешнюю горячность; и когда время угасит вашу страсть, вы, быть может, добьетесь любви Верецци. Юлия возвратилась в Италию; она до сих пор в Неаполе и, уверенная в своем всесилии, смеется над нашей жалкой местью. Но не всегда будет так, – продолжал Цастроцци, и его глаза сверкнули неизъяснимым блеском. – Я исполню мое намерение, и твое, Матильда, также осуществится. Однако уже два дня я ничего не ел.
– Внизу готов ужин! – сказала Матильда.
За ужином беседа, оживляемая вином, прибрела характер более воодушевленный. После обсуждения некоторых предметов, не относящихся к этой истории, Матильда произнесла:
– А! Я забыла сказать вам, что совершила кое-что полезное: я отправила в заточение этого дьявольского Пауло, слугу Юлии, который был всецело предан госпоже и даже мог, проникнув в наши замыслы, расстроить наше грандиозное начинание. Я заключила его в самой глубокой из темниц, какие находятся в здешних подземельях. Пойдете ли вы взглянуть на него?
Цастроцци ответил согласием и, прихватив светильник, горевший в глубине залы, последовал за Матильдой.
Лучи светильника лишь отчасти рассеивали мрак, когда они продвигались по старинным переходам. Они добрались до двери; Матильда отворила ее, и они пересекли поросший травой внутренний двор.
Трава,