В каждом месте есть свои примечательности. И в этом милом городке они тоже имелись. Одной из них была Вечная Девушка. История ее, давно превратившаяся в миф, была слишком давняя и туманная. Вечная Девушка, по подсчетам старожилов, появилась еще во времена Полины Долиной и Кати Горчаковой, когда они были еще свежи и не разглядывали в зеркало первых морщинок. У этой невесть откуда взявшейся красавицы были не глаза, а очи. У нее были не щеки, а ланиты. У нее были не руки, а крылья. У нее были не ноги, а растения. У нее были не груди для вскармливания потомства, а перси. У нее все было ни как у других девушек провинциального городка, которые на благо будущего повышают свое самообразование в механическом техникуме или медицинском училище. Во всяком случае, так говорили. А придумали это или нет, за давностью лет не важно.
Вечная Девушка всегда была одинока. Эта печать словно лежала на ней проклятьем. И в юности она чуралась подруг, но каждый вечер ее можно было увидеть на местном проспекте – пространстве, ограниченном городским садом и театром. Бульвар по старой памяти продолжали называть Вознесенским, по имени венчающей его золотоглавой церковки Вознесения, построенной еще в 17 веке и чудом уцелевшей в битвах за материализм. Но именовали его теперь центральной улицей Ленина. Именно здесь проходили гулянья под красными флагами и без них. Здесь встречались, здесь знакомились те, кто не были еще друг другу представлены, здесь обменивались впечатлениями о погоде, хвастались зарплатой, здесь судачили и передавали друг другу хорошие и плохие новости.
Вечная Девушка, тогда еще только девушка, – имени ее никто знал, – все стеснялись спросить, – каждый вечер, прямо-таки как по инструкции не пролетарского поэта Александра Блока, в час назначенный, а именно – на закате, когда уходящие солнечные лучи прощально обнимали пеоны и розы, мальвы и маки, – эти провинциальные цветы в палисадниках рубленых домов, – схваченная диковинными шелками, окутанная каким-то густым нездешним ароматом и небывалой в этих местах негой, – в одиночестве, появлялась на Вознесенском бульваре, и медленно продвигалась по нему от театра до кованых черных ворот сада.
Она продвигалась как во сне, как лунатичка, никого не замечая. Она словно проходила сквозь людей, погрязших в некрасивой суете и пустом суесловии, которые не имела к ней никакого отношения. У ворот сада, где смуглые южане продавали сладкую вату, а разговорчивые старушки жареные семечки, она останавливалась на некоторое время, смотрела своими дивными очами на пеструю толпу, пробивающуюся к танцплощадке и, перейдя на другую сторону, возвращалась к театру. Выражение ее лица, прикрытого вуалью, кажется, никогда не менялось.
Одни говорили, мол, она такая гордая, что к ней и приближаться страшно. Действительно, парни обходили ее за три квартала, а девушки откровенно недолюбливали и завидовали. Те, кто попроще, говорили, что она просто чокнутая. Жила она, кажется, Под Горой, во всяком случае, оттуда начался ее путь и там заканчивался. С кем жила? Об этом тоже никто не знал. Ворота и коричневый