был вежлив и никогда не приезжал без подарка. Нина могла поручиться, что у него не было любовницы, у такого «бестолкового» человека не могло быть никаких земных интересов. Но он не замечал ее существования, и это стало ее тайной болью, о которой она никому не говорила. Как часто ее поздравляли друзья с новой выставкой мужа! Какой успех! Столько распроданных картин! Такие отзывы в прессе! Такой добрый и такой успешный муж! Она улыбалась, а в сердце у нее ширилась зыбкая пропасть, которая затягивала постепенно ее всю. Вот тогда она стала писать свои шутливые, полные сарказма стихи. Про коварную любовь, про ведьм и рыцарей из куртуазных романов, про искусителя демона, и коллеги стали считать ее взбалмошной бездельницей в погоне за вульгарной романтикой. Нина смеялась, но про свою боль молчала. Она нашла, где спрятаться от этой зыбкой пропасти: в курчавой головке обожаемого сына, в его прекрасных полных наивной голубой влаги глазах, всегда отвечавших ей взаимностью. Его смех и теплые ручки, обвивавшие шею красавицы мамы, долгое время спасали ее от этой пропасти. Пока однажды она не поняла, что ее Саша также безудержно отдаляется от нее, как когда то отдалился Тополев. Вот тогда, пропасть стала затягивать ее со страшной силой, и она уже не знала, что ей противопоставить. Ее стихи становились все вычурнее, и все вульгарнее. Коллеги посмеивались, Вася стал клясться ей в любви, уверенный, что она тоже ищет романа, и только, казалось, глаза Бене Финкеля, подобно рентгену, видели ту крутую линию обрыва, над которой в отчаянии билась ее душа. Он никогда не смеялся над ее стихами, хотя она подавала их так, словно и ждала только смеха, и благодарила за него. Либо отмалчивался, либо хвалил как тонкую поэзию. И она была ему глубоко благодарна за его такт и понимание, в душе побаиваясь этого пронзительного взгляда, от которого нельзя было спрятаться в самом укромном уголке сердца.
Впрочем, литературой увлекался весь коллектив клиники Бене Финкеля. Даже скромная Верочка очень любила почитать в свою юность. Светлана Алексеевна была дочерью филолога и рассуждала о литературе как профессор. Миша Михельсон писал всю жизнь одни роман, часто и эмоционально говорил о каторжном труде, которого он ему стоит, но никогда не согласился прочитать ни одну главу. Вася Петров прекрасно играл на гитаре, и иногда сочинял песни; но чаще он писал коротенькие рассказы о своих приключениях с любимым пуделем Муму. Леви-Финкель знал классику, периодически освежал свое знакомство с ней, любил литературные вечера с коллегами, но интересовался только психологией и психиатрией. Его новый метод, его открытие, как не смел его еще называть, настолько увлек все силы его ума и души, что на остальное у него просто не было сил и времени.
Когда Нина подошла к коляске доктора Бене, увидела его большой выдающийся лоб с прилипшими от пота черными кудрями, его волевое лицо и те самые пронзительные черные глаза, она с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, так глубоко ее поразило только
