А через неделю она умерла, одна, в своей кровати. Ей было восемьдесят пять, ее пятая овчарка ушла из жизни за год до хозяйки.
Умирая, старушка смотрела на меня и улыбалась.
– Какой красивый мальчик… – тихо сказала она надтреснутым, как скорлупа ореха, голосом. – Жаль, что мертвый. Мохнатик… – Хозяйка часто задышала, собирая остатки сил, чтобы сказать нечто важное. – Свой дом… я завещаю… тебе.
И она закрыла глаза. Если бы не поток теплого воздуха, метнувшийся мимо меня куда-то в окно, я бы и не заметил, что в этот миг ее жизнь закончилась. Старушка как будто заснула.
Я коснулся губами ее пальцев. Они были сморщенными и холодными, кожа – как ветхая тряпочка, но ногти выкрашены в ярко-алый цвет.
Такой я ее и запомнил.
…А уже через несколько месяцев дом стал собственностью внука старой хозяйки. И он заселился сюда вместе с женой.
Из машины вышел высокий, крепко сбитый мужчина с короткой стрижкой. Его угловатое лицо чем-то напоминало мою старушку в молодости – но в нем не было того благородства и жажды жизни.
Нужно ли говорить, что новый хозяин мне сразу не понравился? На его счастье, я откуда-то знал, что домовые не могут причинить вред владельцу дома.
Иначе сразу бы уронил на него кирпич.
Он обошел машину и открыл дверь жене. И когда она опустила ноги в белых туфлях на мою землю…
Я почувствовал, что чьи-то руки снова смыкаются у меня на шее. И этот захват не разорвать, каким бы материальным и живым ты ни был.
Девушка была прекрасна.
И да, я влюбился.
Влюбился в человека.
* * *
Аня, ее звали Аня.
На нее было белое платье, белые туфли, жемчужные бусы. Все это придавало ей какой-то очень взрослый и серьезный вид – совсем как у старой хозяйки. Но та выглядела властно, ее красота была резкой и холодной. Только в старости она стала отогреваться – и лед, окружавший ее, растаял вместе с внешней оболочкой. То, что осталось, – ветхое, слабое, теплое – было моей настоящей старой хозяйкой.
Став собой, старушка смогла меня видеть. Смогла полюбить.
Никогда не забуду ее.
И Аня… Она не была похожа на старую хозяйку. Совсем.
Дорогая одежда и украшения смотрелись на ней странно – ей больше пошел бы туман и одеяние из весенней травы. Ее кожа словно светилась изнутри.
У нее были прекрасные глаза: зеленые, искристые, как шампанское, которое старая хозяйка иногда рассеянно оставляла открытым на столе. Я его попробовал однажды: оно забавно шипело и по цвету было как рассвет над полями, где я когда-то жил.
Вкус шампанского, шелест утренних трав, прохлада росы… Глядя на жену нового