Телониус обошел кубрик, но не отыскал ни единой клепсидры. Пусто. Будто кто-то заранее позаботился лишить возвращенцев каких-либо временных ориентиров. Тогда он, получив не то чтобы оправдание, но объяснение поступку подобного рода, тщательно обыскал стоящие около кроватей емкости для вещей. Впрочем, столь же безрезультатно – все они оказались почти пусты, словно Телониус – первый и последний возвращенец во всем Санаториуме. Все чисто и пусто, что разительно отличалось от кубриков, в которых проживали возвращенцы на… на… Лапуте! Пара вещей все же нашлась – ящичек со смехом, их таскают с собой экспедиционные партии, чтобы в конце цикла, когда сил не остается даже на самую обезвоженную шутку, открыть нелепое устройство и выпустить из него волны смеха – искусственного, синтезированного, с шуршанием и лязгом. Необходимый эффект был, так как голодающий не привередничает над миской сырой хлореллы. А еще обнаружилась модель десантного модуля «Циклоп». Он, судя по всему, оказался в любознательных, но безжалостных руках, скорее всего отпрыска, изломавшего игрушку до степени, будто она и в самом деле побывала в тяжелейшей посадочной передряге. Казалось, эти вещи не имеют к Телониусу никакого отношения, но пока он их разглядывал и ощупывал, нечто колыхнулось в памяти. Подобные модули входили в игрушечный набор «Покори планетоид», где кроме кораблей имелись: рельефная карта поверхности и набор самодвижущихся фигурок. С их помощью и предстояло завоевать планетоид, то есть развернуть базу, оборудовать космодром, провести первичную разведку полезных ископаемых, принять вторую волну освоения. Найдись такая игра здесь, он бы не отказался в нее сыграть.
Воспоминание накатило легко и как бы между делом – Телониусу не пришлось напрягать ни единой мыслительной мышцы. Перед внутренним взором всплыли слегка размытые очертания небесного острова, дрейфующего в атмосфере Венеры огромным пузырем, и к острову он, Телониус, имел весьма важное отношение.
Тут, увы, вновь опустилась непроницаемая завеса забвения, но она не вызывала ни отчаяния, ни злобы, лишь досаду, заминку. Телониус прекратил обыск, вглядываясь в мысленную картину иных кубриков – не только обжитых, но и, можно сказать, обжитых с лихвой, переполненных метами неряшливого общежития, придававших им сродство с мусорными емкостями, опорожнявшимися лишь тогда, когда масса отходов достигала критической. В тех кубриках Телониус был незваным гостем, а когда там появлялся, то не считал нужным делать какие-либо замечания, в отличие от Брута…
Брут!
Тело, словно собранное из шаров различных объемов. Как те клайменоли, что выстукивали его напоминаниями дышать, двигаться, смотреть, слушать. Шар – голова. Шар – левый бицепс, шар – правый бицепс. Глаза – шары поменьше. И нечто связано у Телониуса с Брутом, неприятное, в обрывочных мысленных картинах он хватает его за шевроны на куртке и отрывает их.
– Почему ты меня предал, Брут? Ты, кого я сотворил… – Телониус сжимал в кулаке шеврон, на нем выцветала надпись «ТФ