Дважды ему улыбалась удача: вон какие мальчишки растут! Три года, каждый месяц, не пропустив ни одного назначенного дня, они водили их в Надзор. Сколько счастья и облегчения было в глазах Кэтт, когда, раз за разом по истечению трёх лет, они получали документ, подтверждающий чистоту крови.
Как же так?! Как такое могло произойти с его маленькой Роуз? Похоже, боги поглумились над ним, исполнив заветное желание. Не сам ли молил Карну о дочери? Вот и получи, чего хотел. А что теперь? Неужели ему собственноручно придётся отдать родную дочь в кровавые лапы Легиона?
Уже завтра какой-нибудь напыщенный упырь из Надзора будет лапать своими грязными пальцами его маленькую Роуз, осматривать со всех сторон, как куклу в игрушечной лавке. Потом прикажет ждать: скоро за ней придут и больше он никогда её не увидит. Не порадуется, когда она сделает первый шаг в своей жизни, не услышит первого слова, если, конечно, Роуз способна говорить. Но разве это важно? Она его плоть и кровь!
Сможет ли он спокойно жить, если откажется от дочери? Как смотреть в глаза сыновьям, которые спросят, где их сестра? Да и как вообще возможно добровольно отказаться от собственного чада?
Сразу вспомнился Фред, сосед по улице. Его жена долго не могла забеременеть и вот, почти два года назад, случилось чудо: родился первенец. Говорят, вроде обычный ребёнок, но по пальцу на руках недоставало. И за ним пришёл Легион.
Фред держался некоторое время, пытался жить как прежде, делал вид, что ничего не произошло. С какими демонами внутри себя тот боролся по ночам, одним богам известно, но спустя полгода, может чуть больше, вздёрнулся на дереве за домом. Поговаривали, перед смертью совсем умом тронулся, всё о каком-то Стальном Пере твердил.
Это уже потом слухи о сопротивлении стали расползаться. Видимо, Фред знал, что мог спасти сына и винил себя за малодушие, за то, что сам, добровольно, отказался от собственного чада, даже не попытавшись бороться.
Можно смириться со многим: с гибелью близких, с нищетой, с увечьем в конце концов. Не умей приспосабливаться, человечество вымерло бы сразу после войны. Но, наверное, каждый, хотя бы раз в жизни, оказывается перед особым выбором и только некоторые, вопреки благоразумию, становятся на самый сложный путь, определяющий дальнейшую судьбу и саму суть испытуемого.
А он, Нил, как раз сейчас стоит на этом перепутье и времени на раздумье почти нет. Часики затикают сразу, как только повитуха перешагнёт порог дома.
У него всего два варианта: повторить участь Фреда или встать на самую опасную тропу, но попытаться спасти Роуз. Выбрать первое разумнее и проще, да и вешаться за домом, конечно, не собирается: ещё сыновей поднимать на ноги. Но жить с таким грузом на душе для него гораздо страшнее смерти, или зря тогда его спасли те осквернённые.
Ожидание неизвестности стало, пожалуй, самым тяжёлым испытанием за последние недели. Нил буквально подскакивал при каждом звуке и разочарованно возвращался к окну, убедившись, что это всего