Молодая девушка поудобнее уселась на своем диване и, пользуясь свободной минутой, пока никто не мешал ей, вынула письмо Прасковьи Андреевны, спрятанное на груди, и принялась еще раз, с наслаждением, внимательно перечитывать его.
Однако как же ей быть с бабусей? Разумеется, самое простое было бы немедленно написать ей и откровенно во всем сознаться, но Ирина не решалась на это. Как писать после двухлетнего молчания? Да и деликатно ли писать именно теперь, в самую тяжелую минуту, словно ее вынуждают к этому только неблагоприятные обстоятельства, из-за которых она вспомнила о своих старых друзьях? Нет-нет, она не в силах так поступить! Пусть письмо бабуси останется временно ее заветной тайной; она никому не скажет о нем, но зато с этого дня Ирина постарается как можно усерднее работать, чтобы поскорее скопить необходимую сумму денег и тогда, в свою очередь, возьмет отпуск и на свои собственные средства поедет навестить бабушку. При свидании, на словах, другое дело: молодая девушка ей все-все откровенно расскажет, и она знает, она убеждена, что бабуся поверит ей!
Ирина откинула головку на подушки дивана, закрыла глаза и глубоко задумалась, еще раз переживая в воображении все, что ей пришлось выстрадать за последнее время… но постепенно мысли ее начали путаться, она все более и более уносилась в прошлое, настоящие образы стушевывались, тускнели, а на место их все живее и ярче выступали другие образы, другие картины…
Ирина видит себя маленькой кудрявой девочкой в своей дорогой Муриловке. Вот и их белая хатка над оврагом, и дерновая скамейка в саду Снегурочки, а у ног ее по-прежнему расстилается целый ковер полевых цветов. Ах, сколько тут колокольчиков, ромашки и белого тмина! Особенно белого тмина, и какой он высокий стал, он почти с головой закрывает маленькую девочку! Ирина прячется за него и радуется, что в саду ее ищет бабуся и не может найти, а за бабусей еще кто-то идет, в белом кителе, и тоже не видит девочку.
– Лева, я тут! – весело вскрикивает Ирина, раздвигая над головой кусты высокого тмина… и вдруг просыпается!
– Барышня, Глафира Николаевна вас обедать просят! – раздается у дверей голос Паши, старой пансионской прислуги.
Паша осторожно просовывает в комнату приветливое морщинистое лицо и с улыбкой смотрит на задремавшую девушку.
Ирина с удивлением открывает глаза.
– Ах, Пашенька, какой я чудный сон видела! – вздыхает она, нехотя поднимаясь с дивана. – Даже жаль, право, что проснулась!
– Ну что ж, барышня, разве