Мы поднялись наверх и вошли в номер. Обстановка оставляла желать лучшего, комната была неряшливой и выглядела как помещение в потасканном борделе, с аляповатыми шторами и кроватью, заправленной розовым покрывалом. Я взял с собой бутылку рома и фрукты. За неимением других мест, мы сели прямо на кровать, и я налил рому в стоящие на столе стаканы.
Тереза немного смущалась, и я тоже вдруг оробел. Я мечтал об этом всё время, что мы встречались, но когда это случилось, на меня напало что-то вроде столбняка. Мы много целовались с Терезой, но дальше этого не шло, и вот теперь… Тереза потянулась за апельсином, платье её задралось, обнажив смуглое гладкое бедро, и тут меня прорвало…
Я рывком притянул её к себе, и начал исступлённо целовать лицо, шею, губы. Она запрокинула голову, платье сползло с плеча, и мои губы спустились ниже, а поцелуи сделались более страстными. Тереза сама расстегнула молнию, и скинула платье. На ней было ярко-розовое кружевное бельё, и я краем своего разгорячённого сознания понял, что она готовилась к тому, что сейчас происходит…
Для меня это была волшебная ночь. Ощущение счастья было таким острым и пронзительным, что хотелось кричать. Буря чувств переполняла меня, и я готов был прыгнуть с балкона, чтобы затушить этот пожар. Я не знаю, значила ли эта ночь для неё то же, что и для меня, она всегда выглядела немного отстранённой, но мне казалось, что моей любви с избытком хватит на двоих. К моему чувству примешивалась романтика чужой страны, и эта гремучая смесь кружила мне голову так, что я с трудом держался на ногах… В тот раз Тереза разрешила мне проводить её до дома, остановившись на некотором удалении от входа.
Потом мы ещё несколько раз ходили в ту гостиницу, но на ночь уже не оставались. Тереза вечно спешила, боялась тётю, и мои уговоры не оказывали на неё должного воздействия. Полностью находясь во власти своей любви, я не заметил, как прошло время. До отъезда оставалось всего ничего, и моё настроение ухудшалось с каждым днём. Я не мог представить, как буду обходиться без Терезы, и не знал, что делать. Я до последнего не хотел говорить ей, что скоро мы уезжаем, но за две недели всё-таки сказал.
Мы сидели на пляже, опустив ноги в воду, и слушали шум накатывающих на берег волн. Она грустно посмотрела на меня, улыбнулась печальной улыбкой и пожелала счастливого пути. Я притянул её к себе и стал неистово целовать, твердя, как заведённый, что люблю её. Кажется, я что-то говорил о том, что скоро вернусь, или заберу её, что-то донельзя глупое и вздорное. То, чего, я знал, никогда не будет, и потому ещё более пошлое. Тереза молчала, очевидно, тоже сознавая это, но щадя меня и мои чувства к ней.
Против обыкновения она не пошла домой в назначенное время, а скинула платье и позвала меня купаться. У неё не было купальника, но мы сидели в тихом месте за большим валуном, и было совсем темно. Я тоже скинул одежду и пошёл за ней. Море ласково обволакивало разгорячённое тело, его прикосновение было тёплым и приятным. Мы занялись