– Да люб же, люб, только закрой окно, холод собачий…
– Скажи, что любишь, поклянись, что не спала с Васькой!
– Сережа, ну сколько можно? Одно и то же, самому не надоело?
Оленька зябко повела плечами.
– Он даже на подсознании не просит помощи, какой толк от моих усилий?
Перед глазами возникла картинка с горячим бульоном и в пару, что густо валил над кастрюлькой, словно танцевали воздушные валькирии. «А, спасибо», она поблагодарила видение.
Не зря Оленька бегала на все представления в городском театре.
Изящным, плавным жестом руки, она отправила мясной запах в сторону возлюбленного и застыла, словно мадонна, моля о пощаде. Округлая белая шея, плечи, высокая грудь, манили, будоражили воображение, а снежинки, что залетели в комнату с улицы, кружились и сплетались в прекрасную искрящуюся корону на волосах.
И точеная фигурка в гипюровом облегающем платье, мгновенно заставила Сережу позабыть обо всем на свете.
– Иди, ко мне, мой Тамерлан! – почему именно Тамерлан? А, неважно и так сойдет, – смотри, вселенная плачет вместе с тобой снежинками! – интересно, это нормальная аллегория, плакать снежинками? – они уже не тают, ты выстудил комнату, возлюбленный мой! Давай-ка напою тебя горячим бульончиком, ты согреешься, и все будет хорошо, да? – нет, ну, это уже совсем несовместимо, Тамерлан и бульончик, – смех клокотал у нее в груди пытаясь вырваться наружу, но она терпела.
Борьба с самим собой была недолгой. Художник, а может и урчащий желудок, победил.
– Богиня, – прошептал Сережа, спрыгивая на пол, от слабости он не удержался на ногах и на четвереньках пополз к Оленьке.
– Сильфида, воздушная, неуловимая, обворожительная…
Впадая в эйфорию, целовал каждый пальчик на ее ногах, силился подняться, цепляясь за хрупкую ткань.
Слезами восторга он замочил ей платье на талии, а она лишь чувствовала, что бедра покрываются ледяной коркой.
– Сереженька, давай прикроем окно, ты же простудишься.
Аромат вареного мяса, сквозняком вылетавший в ночь, на улицу, вдруг наткнулся на преграду, окно закрылось, и ему ничего не оставалось делать, как, балуясь щекотать ноздри странной парочке – экзольтирующий фанатик и ледяная статуя.
Подоткнув одеяло, Оленька как маленького, напоила Сережу бульоном из ложечки, затем и сама прилегла рядышком, нашептывая ласковые, убаюкивающие словечки.
Она смотрела на мирно спящего мужчину, его лицо раскраснелось, светлые локоны прилипли к вспотевшим вискам.
– Отдыхай, лада моя, и прости.
Глянув в последний раз на обитель художника, увидела китайскую вазочку, в ней с лета стояли умершие хризантемы, бросила туда ключ, он глухо стукнул, словно автор поставил завершающую точку своего романа.
Удаляющийся стук каблучков, еще какое-то время сохраняла наполовину осиротевшая мансарда, а оставшаяся «половина», спала, блаженно улыбаясь.
Глава